"Алистер Маклин. Крейсер "Улисс" ("Корабль ее величества "Улисс", "Полярный конвой")" - читать интересную книгу автора

идет курсом норд-норд-ост? Немцы вряд ли попадутся на удочку, тем более,
что им почти наверняка известно о выходе конвоя из Галифакса. Сопоставить
два этих факта - проще простого.
Поднять в воздух "сифайры" - единственный тип истребителей, способных
догнать "кондор", - никому и в голову не пришло. Отыскать потом в темноте
авианосец, даже по радиолучу, трудно. Да и посадка ночью, тем более во
время пурги, да еще на раскачивающуюся во все стороны падубу, означала бы
самоубийство. Малейший просчет, самая незначительная ошибка - и пропал бы
не только самолет, но и летчик. И тогда "сифайр" с его длинным,
торпедообразным фюзеляжем из-за огромного веса мотора системы "Роллс-Ройс
мерлин" превращался в западню, откуда не было никакой возможности
выбраться.
"Улисс" снова лег на прежний курс, двигаясь навстречу приближающемуся
шторму. Оставив боевые посты, моряки заступили на обычную походную вахту:
четыре часа на вахте, четыре - свободных. Можно подумать, не ахти уж какие
лишения - двенадцать часов на вахте и столько же свободных часов. Если б
так оно и было, это еще терпимо. Но дело в том, что три часа ежедневно
продолжались боевые тревоги, через день по утрам матросы занимались
судовыми работами (это в свободное-то от вахты время), и Бог знает сколько
времени оставались на боевых постах, когда объявлялась боевая тревога.
Кроме того, прием горячей пищи - когда он был, этот прием, - приходился на
свободное от вахты время. Три-четыре часа сна в сутки считалось обычным
явлением. А случалось и так, что люди по двое суток обходились без сна.
И температура, и давление падали медленно, но верно. Волны стали выше и
круче, ложбины между ними глубже; пронизывающий до костей ветер гнал тучи
снега, превращая его в сплошную, непроницаемую пелену. Это была тяжкая,
бессонная ночь как для тех, кто находился на палубе, так и для тех, кто
оставался в нижних помещениях; и для вахтенных, и для подвахты.
Находившиеся на мостике первый офицер, штурман Карпентер, сигнальщик,
старший прожекторист, впередсмотрящие и посыльные, вконец иззябшие,
закоченевшие, вглядывались в белую тьму ночи, не веря, что где-то
существуют тепло и уют. Каждый надел на себя все, что мог: свитеры,
куртки, шинели, канадки, плащи, шарфы, башлыки, ушанки - все шло в ход.
Все были закутаны до самых глаз и все-таки дрожали от холода. Люди грели
руки под мышками, ставили ноги на трубы паропровода, проходившие по
мостику. Прячась в укрытиях, расчеты зенитных орудий ежились, притопывали
ногами, хлопали рука об руку и бранились не переставая. Втиснутые в тесные
гнезда скорострельных "эрликонов", комендоры прижимались к тайком
установленным обогревателям, всячески сопротивляясь самому упорному своему
врагу - сну.
Подвахтенным, находившимся в нижних кубриках, повезло лишь немногим
больше. Рундуков для команды на крейсере не было, были только подвесные
койки, которые подвешивались лишь во время стоянки в гавани. На то были
достаточно веские причины.
На военном корабле требования гигиены весьма высоки даже по сравнению с
обычным гражданским жилищем. Моряку вряд ли придет в голову забраться
одетым на койку. Никто из тех, кто в своем уме, даже не подумал бы
раздеваться во время похода в Россию. Кроме того, одна мысль о том, что
надо сперва подвешивать, а потом убирать койку, измученному матросу
казалась дикой. А лишние секунды, потерянные на то, чтобы выбраться из