"Элизабет Макнейл. 9 1/2 недель " - читать интересную книгу автора

пламень или в лед по его желанию. Каждый вечер, глядя на себя в зеркало -
еще с пеной шампуня на сосках и лобке, со спокойно сложенными ладонями и
запястьями, отныне привыкшими быть вместе, которые я подставляла стальным
наручникам столь же естественно, сколь мои волосы привыкли, что их
расчесывают серебряными щетками - каждый вечер я смущалась при виде своей
собственной красоты.
Много лет тому назад, уже освободившись от тяжелых комплексов
подросткового возраста, я внимательно изучила свое тело и нашла, что оно
"вполне". Я, конечно, знала, что какие-то части его выглядели бы лучше,
если бы они больше соответствовали друг другу, но уже больше десяти лет это
несовершенство меня мало трогало. Всякий раз, когда я критиковала себя, я
тут же говорила себе, что каждый недостаток искупается каким-нибудь
достоинством: таким образом я приходила к весьма приемлемому равновесию. Но
теперь, под действием его глаз и его рук...
Я никогда не прыгала через скакалку, не бегала в парке. С тех пор, как
я стала взрослой, я не менялась в весе и жила, так сказать, в одном и том
же теле. Теперь это было все то же самое тело, но неузнаваемо изменившееся:
гибкое, изящное, гладкое, обожаемое. Часть руки, переходящая в локтевую
впадину, где две голубоватые жилки просвечивали сквозь матовую,
восхитительно нежную кожу; шелковистый живот и изысканная кривая линия,
переходящая в бедра; предплечье, тесно прижатое к груди, образующее с ней
нежную складочку, похожую по форме на завиток волос на лобке совсем юной
девушки, и глубокая овальная ямочка на внутренней поверхности бедра над
коленом, пушистая на ощупь, с самой тонкой, белой, с самой чувствительной в
мире кожей...

***

- Я должен пойти на собрание. Это опять по поводу того дела
Хэндлмейеров. Это ненадолго.
Он кончает одеваться; на нем в точности такой же костюм, как утром,
только темно-серый, а не синий. Рубашка голубая, похожая на ту, которая
сейчас на мне, серый шелковый в мелкий ромбик галстук.
- Но я хочу, чтоб до моего ухода ты кое-что сделала.
Он приводит меня в спальню и говорит:
- Ложись.
Он привязывает мои щиколотки к нижней спинке кровати, а левое запястье
- к верхней. Потом садится на кровать рядом со мной, кладет правую руку на
мою правую ляжку, массирует мне бедра, ласкает их ладонью, гладит кожу на
животе той стороной кисти, которой наносят удары каратисты в телесериалах.
На секунду задерживает большой палец на пупке, тихонько нажимая на него.
Потом расстегивает на мне рубашку и обеими руками снимает ее. Рукава его
пиджака задевают мои соски.
С той минуты, как он попросил меня лечь, дыхание мое стало неровным:
каждый раз, когда он притрагивается ко мне, я задерживаю дыхание, потом
начинаю дышать все чаще. Моя голова перекатывается по подушке туда-сюда. Он
берет мою правую руку (ту, которая осталась свободной). Держит ее в своих
руках, пристально смотрит мне в глаза и сосет мои пальцы до тех пор, пока
они не становятся мокрыми. Потом, кладет мою руку между моими ляжками и
говорит: