"Антон Семенович Макаренко. Марш 30-го года (Восьмитомник, т.2)" - читать интересную книгу автора

Борисович погонится за дешевкой, любит сделать что-нибудь, как-нибудь,
только бы держалось, из-за копейки часто не только поспорит, а и
разволнуется.
Коммунары умеют собрать самые подробные сведения о какой-нибудь детали
у мастеров и неожиданно ошеломляют своей эрудицией Соломона Борисовича.
- Вот в Киеве на производствах везде платят по полкопейки за такую-то
деталь; а я вам даю три четверти.
- Э, и хитрый же вы, Соломон Борисович! Так в Киеве платят же только за
формовку, а есть еще и чернорабочие...
Соломон Борисович наливается кровью, размахивает руками и сердится:
- Откуда вы все это знаете? Я девятнадцать лет работаю на
производстве, а он будет мне толковать о чернорабочем!
Когда был поднят вопрос о ненужности двух мастеров в никелировочном,
Соломон Борисович сначала попробовал обидеться, потом стал взывать к
милосердию и, наконец, сообразил, что предложение производственной
комиссии оставить одного мастера на два отеделения - предложение дельное.
Принужден он был согласиться и с другим предложением производкомиссии:
платить коммунарам за работу на ванне не одну с четвертью копейки от
стана, а две копейки. Но на совете командиров Соломон Борисович вдруг стал
на дыбы:
- Постойте, как же так? - Соломон Борисович даже вспотел. - Вы
говорите, прибавить три четверти копейки с первого июня, а сейчас
пятнадцатое. Я же не могу уволить второго мастера с первого июня, а могу
только с пятнадцатого, значит и ваша прибавка, - он повернулся к членам
производственной комиссии, - может быть только с пятнадцатого.
Председатель производственной комиссии - командир двенадцатого
Жмудский, поддерживаемый внушительным урчанием половины всего своего
отряда, расположившегося прямо на полу, вероятно, в знак того, что они не
имеют права голоса на совете командиров, вытянул удивленную черномазую
физиономию.
- Так причем же здесь мастер?
Маленький востроносый ССК Васька даже лег на стол, устремившись всем
телом к расстроенному Соломону Борисовичу.
- Так поймите же, Соломон Борисович! Мастер-то относится к
рационализации, а то совсем другое дело - расценки.
- Что вы мне, молодой человек, рассказываете? Кому вы это говорите?..
Полный, круглый, красный и клокочущий, завернутый в широчайший и
длиннейший, покроя эпохи последних Романовых пиджак, карманы которого
всегда звенят ключами, метрами, отвертками, шайбами и т.п., Соломон
Борисович вскакивает со стула и вдруг набрасывается на меня, хотя я
решительно ни в чем не виноват. Я мирно подсчитываю в это время, сколько
метров сатина нужно купить на парадные трусики для коммунаров, принимая во
внимание, что девчонкам трусиков не нужно, что в кладовой имеется сто
одиннадцать метров и что...
- Вы, Антон Семенович, распустили ваших ребят. Они теперь уже думают,
что это не я инженер, а они инженеры. Они будут читать мне лекции о
рационализации... Я пойду в Правление, я решительно протестую!
Соломон Борисович брызжет слюной и отчаянно машет руками.
- Да ведь они же правы, Соломон Борисович.
- Как правы? Как правы? Как правы? Я должен где-то брать деньги на