"Антон Семенович Макаренко. Марш 30-го года (Восьмитомник, т.2)" - читать интересную книгу автора

- Ничего подобного! Она шла...
- Как ничего подобного? В рапорте вот написано...
Он совершенно одинок и беспомощен на середине.
Последний удар наношу ему я, это моя обязанность. После суровых слов
председателя, после саркастических замечаний редько, после задирающего
смеха пацанов я получаю слово. Стараюсь ничего не подчеркивать:
- Что касается Сосновского, то о нем говорить нечего. Он еще новенький
и, конечно, не умеет вести себя в культурном обществе. Но он, кажется,
парень способный, и я уверен, что скоро научится, тем более что и ребята
ему помогут как новому товарищу.
Заканчиваю я все-таки сурово, обращаясь к Сосновскому:
- А ты старайся прислушиваться и приглядываться к тому, что делается в
коммуне. Ты не теленок, должен сам все понять.
Когда собрание кончается и все идут к дверям, кто-нибудь берет его за
плечи и смеется:
- Ну вот ты теперь настоящий коммунар, потому что уже отдувался на
общем. В первый раз это действительно неприятно, а потом нчиего... Только
стоять нужно действительно смирно, потому, знаешь - председатель...
Самые неудачные новички никогда не доживают до выхода на середину.
Поживет в коммуне три-четыре дня, полазит, понюхает, скучный,
запущенный, бледный, и уйдет неизвестно когда, неизвестно куда, как будто
его и не было.
Коммунары таких определяют с первого взгляда:
- Этот не жилец: сявка.
"Сявка" - старое блатное слово. Это мелкий воришка, трусливый, дохлый,
готовый скорее выпросить, чем украсть, и не способный ни на какие подвиги.
Коммунары вкладывают в слово "сявка" несколько иное содержание. Сявка -
это ничего не стоящий человек, не имеющий никакого достоинства, никакой
чести, никакого уважения к себе, бессильное существо, которое ни за что не
отвечает и на которое положиться нельзя.
У нас таких сявок было за три года очень немного, человека три всего.
Коммунары о них давно забыли, и только в дневниках коммуны остался их
след.
Гораздо хуже бывало, когда вдруг нам приходилось ставить вопрос о
старом коммунаре, на которого все привыкли смотреть как на своего и у
которого вдруг обнаруживались позорные черты.
Самый тяжелый случай был у нас с Грунским.
Грунский живет в коммуне с самого начала ее. У него красивое лицо,
тонкое и выразительное. Он в старшей группе и учится прекрасно. Всегда он
ко всем расположен, вежлив, в меру оживлен и активен. Его безо всяких
затруднений приняли в комсомол, а через год он уже был командиров первого
отряда, и его всегда выбирали во все комиссии. На работе он - прямо
образец, всякое дело умеет делать добросовестно и весело.
Во время московского похода обнаружилось неприятное дело: в поезде, по
дороге в Москву, пропало у Волчка пять рублей. Ночью положил кошелек
рядом с собой, посторонние в наши вагоны не заходили, а утром проснулся -
кошелька и денег нет.
Дневальными в вагоне ночью были четыре коммунара, в том числе и
Грунский.
Как только расположились в Москве в общежитии, собрали общее собрание.