"Антон Семенович Макаренко. Максим Горький в моей жизни (Восьмитомник, т.4)" - читать интересную книгу автора

"нет человека". Я, наконец, почти физически ощутил всю мерзость и гниль
капиталистической накипи на людях.
Я обратился к своим первым воспитанникам и постарался посмотреть на них
глазами Горького. Признаюсь откровенно, это мне не сразу удалось; я еще не
умел обощать живые движения, я еще не научился видеть в человеческом
поведении основные оси и пружины. В своих поступках и действиях я еще не
был "горьковцем", я был им только в своих стремлениях.
Но я уже добивался, чтобы моей колонии дали имя Горького, и добился
этого. В этом моменте меня увлекала не только методика горьковского
отношения к человеку, меня захватывала больше историческая параллель:
революция поручила мне работу "на дне", и, естественно, вспоминалось "дно"
Горького. Параллель эта, впрочем, ощущалась недолго. "Дно" принципиально
было невозможно в Советской стране, и мои "горьковцы" очень скоро возымели
настойчивое намерение не ограничиться простым всплыванием наверх, их
соблазняли вершины гор, из горьковских героев больше других импонировал им
Сокол. Дна, конечно, не было, но остался личный пример Горького, осталось
его "Детство", осталась глубокая пролетарская родственность великого
писателя и бывших правонарушателей.
В 1925 г. мы написали первое письмо в Сорренто, написали с очень малой
надежой на ответ - мало ли Горькому пишут. Но Горький ответил немедленно,
предложил свою помощь, просил передать ребятам: "Скажите, что они живут в
дни великого исторического значения".
Началась регулярная наша переписка. Она продолжалась непре-
рывно до июля 1928 г., когда Горький приехал в Союз и немедленно посетил
колонию#7.
За эти три года колония выросла в крепкий боевой коллектив, сильно
повысилась и его культура, и его общественное значение. Успехи колонии
живо радовали Алексей Максимовича. Письма колонистов регулярно
отправлялись в Италию в огромных конвертах, потому что Горькому каждый
отряд писал отдельно, у каждого отряда были особенные дела, а отрядов было
до тридцати. В своих ответах Алексей Максимович касался многих деталей
отрядных писем и писал мне: "Очень волнуют меня милые письма
колонистов..."
В это время колония добивалась перевода на новое место. Алексей
Максимович горячо отзывался на наши планы и всегда предлагал свою помощь.
Мы от этой помощи отказывались, так как по-горьковски не хотели обращать
М а к с и м а Г о р ь к о г о в ходатая по нашим маленьким делам, да и
колонистам необходимо было надеяться на силы своего коллектива. Наш
переезд в Куряж был делом очень трудным и опасным, и Алексей Максимович
вместе с нами радовался его благополучному завершению. Я привожу полностью
его письмо, написанное через 20 дней после "завоевания Куряжа":
"Сердечно поздравляю Вас и прошу поздравить колонию с переездом на
новое место.
Новых сил, душевной бодрости, веры в свое дело желаю вам всем!
Прекрасное дело делаете Вы, превосходные плоды должно дать оно.
Земля эта - поистине наша земля. Это мы сделали ее плодородной, мы
украсили ее городами, избороздили дорогами, создали на ней всевозможные
чудеса, мы, люди, в прошлом - ничтожные кусочки бесформенной и немой
материи, затем - полузвери, а ныне - смелые зачинатели новой жизни.
Будьте здоровы и уважайте друг друга, не забывая, что в каждом