"Дмитрий Медведев. Это было под Ровно (про войну)" - читать интересную книгу автора

огласилась дружным, долгим хохотом.
Мы столько мастерили документов, что гитлеровцы в конце концов
стали догадываться и часто меняли образцы своих бумаг. Но у нас хорошо
действовала разведка, и недели за две до введения новых документов мы
имели их образцы у себя в лагере. Образцы эти доставляли нам
подпольщики прямо из типографии, и мы выдавали новые документы
одновременно с немцами.


СВОИХ НЕ УЗНАЛИ

Николай Иванович Кузнецов обстоятельно и подолгу разговаривал со
всеми, кто возвращался из Ровно. Он задавал Приходько, Струтинскому,
Бондарчуку и Вознюку сотни вопросов.
Но я все еще боялся пускать Кузнецова в Ровно.
- Не стану ж я там шум поднимать, я ведь не Шумный! - уговаривал он
меня. - Пройдусь по городу, посмотрю и вернусь. А там уж рассудим, как
действовать дальше.
Наконец мы решили его отправить, но не одного, а со стариком
Струтинским, который должен был познакомить Кузнецова со своими
родственниками.
Готовили мы Николая Ивановича очень тщательно. Вместе со Стеховым и
Лукиным обсуждали каждую мелочь его костюма. Мы подобрали ему по ноге
хорошие сапоги; по его фигуре был подправлен трофейный немецкий
мундир, на который мы прикладывали и перекалывали немецкие нашивки и
ордена. Все это делалось втайне от всего отряда. Ведь и у нас мог быть
подосланный врагами агент. Поэтому, как ни тяжело было соблюдать
конспирацию в условиях лагеря, мы завели такой порядок: никто из
партизан не должен знать того, что его лично не касается.
В лагере Кузнецов носил обычную свою одежду. Если он уходил на
операцию в немецкой форме, то об этом знали только участники операции.
Подготовка длилась трое суток. Неизвестно, когда Николай Иванович и
Владимир Степанович спали. Днем они заняты были приготовлениями, а
вечерами и даже ночами сосредоточенно беседовали, прохаживаясь в
стороне от товарищей или сидя где-нибудь на пеньке.
В Ровно Струтинский и Кузнецов поехали на фурманке, Струтинский в
качестве возчика, а Кузнецов - как тыловой немецкий офицер, ведающий
продовольственными вопросами в районе. Так, по крайней мере, были
оформлены их документы.
Километрах в восемнадцати от Ровно они остановились на одном
хуторе, у родственника Струтинского, Вацлава Жигадло. Узнав, в чем
дело, Жигадло сказал:
- Пожалуйста, мой дом в вашем распоряжении. Когда нужно,
останавливайтесь, но делайте все осторожно, а то и себя и меня с
семьей погубите.
У Жигадло было десять детей. С приходом немцев его семья лишилась
большой помощи, которую получала от советской власти по многодетности.
Около самого города Струтинский остановился еще у одного
родственника. Здесь Владимир Степанович оставил фурманку, а сам с
Кузнецовым пошел в город.