"Валерий Владимирович Медведев. Непохожие близнецы " - читать интересную книгу автора

же пересохло во рту, и я перестал разговаривать. Я стал смотреть только на
Таню и Сашу, а Дерябин, видно, всё смотрел на меня, потому что он вдруг
спросил:
- Что с тобой?
И видно, со мной что-то произошло, иначе Дерябин не задал бы мне такой
вопрос.
- Болит, - сказал я.
- Что болит? - спросил Дерябин.
- Не знаю, - сказал я.
- А где болит? - спросил Дерябин.
- Не знаю, - сказал я.
- Сейчас они будут уходить всё дальше, - сказал Дерябин. - И чем они
будут дальше уходить, тем у тебя будет болеть всё меньше и меньше...
Таня с Сашей как раз отошли уже на много шагов от берёзы, а мы с
Дерябиным всё смотрели им вслед. То есть это я смотрел вслед Тане и Саше, а
Дерябин всё смотрел то им вслед, то на меня.
- Всё меньше болит? - спросил меня Дерябин.
- Нет, - сказал я Дерябину честно. - Чем они уходят всё дальше, тем
болит почему-то всё больше...
- Что же делать? - спросил меня Дерябин. - Может, сказать им, чтоб они
остановились?
А я сказал:
- Не надо! Пусть они идут!.. Пусть они идут, - сказал я. - И пусть
болит... Хоть всю жизнь...
И больше я не сказал ничего, ни одного слова. Тем более что в это время
Саша с Таней проходили уже мимо сутуловской дачи и я, хоть чувствовал себя
всё хуже и больней, не спускал всё-таки с них глаз, - как бы Сутулов
чего-нибудь не выкинул, когда Саша с Таней поравняются с его дачей. Но
Сутулов ничего такого выкидывать не стал, он высунул на секунду из окна свою
физиономию с перевязанной щекой, как будто у него зубы болели, и тут же
спрятался обратно. И Мешков тоже не стал ничего выкидывать, когда Саша с
Таней поравнялись с его домом. Мешков неторопливо, с достоинством снял со
своей головы шляпу-стетсон и вежливо приподнял над макушкой.
- Вери найс бой Мешкоф, - прошептал я одними губами по-английски, - гуд
чап! - как говорится, хороший парень, - прошептал и сам испугался. Я никогда
не говорил таких длинных фраз на английском языке. Краем глаза я покосился
на музыкальную доску Дерябина, которой он вчера меня треснул по голове.
Может, тот удар начал действовать всё-таки?..
Но в это же время до меня донёсся тихий, но противный голос
Лютатовского Вадима.
- Марфа-леди и Марфа-джентльмен! - крикнул он поравнявшимся с ним Тане
и Саше.
А Тулькин выставил за забор фанерную доску, на которой было написано:
"Саша + Таня = семья!"
И я позабыл про свою боль и вообще про всё на свете позабыл. Я помнил
только об одном. Обидели Танечку Кузовлеву и Александра Завитайкина, которых
я любил, как сорок тысяч братьев, то есть это я Александра любил, как сорок
тысяч братьев, а Таню я любил... как я любил Таню Кузовлеву?.. тоже как
сорок тысяч братьев... Нет, то есть как сорок тысяч сестёр. То есть её
должен теперь любить, как сорок тысяч сестёр... И я должен, должен отомстить