"Юрий Медведев. Яко Вертоград во цветении" - читать интересную книгу автора

возле Зуба. Барашек вкусней ишачка.
- Завтра сами сожрем твоего барашка. Если мясо не провоняло, - сказал
невозмутимый литовец. - Все. Я надумал уснуть. Пусть нам обоим приснится
Америка. С нашим товаром там не пропадем. Наш товар не портится.
И накрыл меня сон, как океанская волна. Странный то был сон, под стать
странностям минувшего дня.
Привиделось, что опять катим с Гранд-Игорьком по Тверскому, но уже за
рулем - я. И опять выныривает из кустов собака, на сей раз афганская борзая,
а вослед семенит безобразная горбунья. Выворачиваю левей, торможу, но
поздно, поздно... Удар! - горбунью отбрасывает капотом к бордюру - я
выскакиваю, оттаскиваю обмякшее тело на газон - и узнаю залитое кровью
лицо, - Мария. Сразу в небесах возникает одна из ее мелодий, сквозь тело
Мариино начинают прорастать травы, цветы, фруктовые деревья, крохотные
поначалу, и по мере того, как дерева у меня на. глазах вытягиваются ввысь,
Мария удлиняется, расширяется, расплывается, уже заполняя собою, мертвою и
цветущей, весь Тверской бульвар...


6

Поутру, еще дрожа от купания в ледяной воде, покатили к Зубу Шайтана.
Оналбека сговорились проведать ближе к полудню. Вчерашние облака ночь
уволокла на север, денек обещал быть жарким. Легкий ветер дул, как положено
ему после восхода солнца, в горы.
Подъехать к Зубу Шайтана оказалось удобней со стороны глинобитных
развалин. Созерцание когда-то пышноцветущих, а ныне поверженных в прах,
заросших чертополохом селений и без того наводит на меня тоску, а тут еще
увидел под растрескавшейся стеною полутораметровую эмеюку, видать, грелась
на солнце. "Не к добру такая встреча", - подумал я, и вскоре предчувствие не
обмануло: внезапно заглох мотор. Странно: бензина полон бак, масло залито
позавчера, аккумуляторы "сесть" никак не могли, исключено. Трам кинулся
рыться под капотом, но я остановил приятеля - до Зуба, блиставшего на солнце
черными стенами с красными прожилками, оставалось подать рукой.
Посмотрел я в бинокль: овца покоилась под остовом дерева, шакалы ее не
тронули и прошедшей ночью. И здесь-то впервые накатил беспричинный страх, аж
мурашки заползали по спине.
- Ладно, проверь двигатель, а я смотаюсь к Зубу, - сказал я громко,
чтобы приободриться, и пошел по низкорослой пожухлой траве, где сверкали
огоньки росы.
Я продвинулся шагов на сорок, когда в голове загудело: "у-у-у...
у-у-у... ру-ру-ру... ру-ру-ру..." Затем в мозг, слева над ухом, впилась
игла. Высота и мощь изнуряющих звуков нарастала, голова распухала от них,
казалось, вот-вот разорвется вдребезги. Остановился, прошел еще немного -
три иголки, одна за другою, пронзили мой череп справа, над виском, а одна -
раскаленная, бешено содрогающаяся - поразила затылок. Ноги подогнулись, я
упал на колени и на четвереньках, судорожно, как подстреленный суслик,
засеменил восвояси. Нелюбопытный Рамвайло даже рот раскрыл от удивления,
когда я, прерывисто дыша, приполз к "Ниве".
- Анальгину! Анальгину дай! - выдохнул я. Но странно, пока он рылся в
аптечке, иглы уже перестали вибрировать, дикие звуки затихли. Анальгин я все