"Розалин Майлз. Глориана (Я, Елизавета, #5) " - читать интересную книгу автора

Испанскую трагедию". Ваше Величество видели ее на Масленицу...
- Где призрак орет: Справедливость, месть!", а кто-то притворяется
безумным и представляет пьесу, чтобы убийца признал свою вину?
- Она самая, мадам. Замысел просто отличный.
Замысел действительно хорош, можно перекроить и со временем подать
снова, ибо с похорон Кида поминный пирог сгодился на пир другого писаки.
Видели здесь, при дворе, пару месяцев назад пьесу "Гамлет, принц Датский"?
Не подумали, что Шекспир, мастер урвать там и сям, уволок у покойного
собрата целую историю, здесь убрал, там вставил и сляпал вещицу, которую
пристало бы назвать датской трагедией"?

***

- Что слышно о докторе Лопесе?
- Пока ничего, Ваше Величество. Но милорд убежден, что со временем он
сознается.
- Я не велела пытать его - никоим образом, это известно?
- Мадам, известно - и исполнено.
Нет сил продолжать, а надо продолжать.
И смерть продолжается, и жизнь продолжается.
И вот бедный Лопес дрожал до смертного пота в стенах Тауэра, а над
нами сгущались иные тучи. Солнечные дни в Теобалдсе, в парке старого Берли,
застыли в воспоминаниях третной картинкой, похищенной у вечности,
вставленной во время, в рамку серого неба и беспросветных дождей. Когда в
сентябре наступил мой день рождения, я запретила все празднества, не до
веселья нам было.
И уж конечно, не потому, что перевалило на седьмой десяток, и думать
не смейте! Что значит шестьдесят лет для такой женщины, как я!
Но как веселиться, если в нашей многострадальной стране вновь
неурожай? Пшеница заросла сорняками и полегла, ячмень почернел и
заплесневел, вороны жирели на падали - свирепствовал ящур, деревенский люд
исхудал.
Каждое воскресенье в каждой церкви слышалось одно и тоже: Domine ut
quis, ut quis, Domine? Почто, Господи, почто отступил от нас, почто
воспылал гневом на овцы Твоя?
Роберт неусыпно собирал сведения.
- В Лондоне зерно подорожало с семи до десяти шиллингов за бушель,
Ваше Величество...
- Десять шиллингов?! Что с нами будет?
- Пятнадцать в Бристоу, восемнадцать в Шрусбери...
- Господи помилуй!

***

Бедняки начали умирать в начале осени. Но каждый сгинувший младенец,
каждый до срока угасший старик радовал жестокосердных. Поистине никогда не
были счастливее недовольные, возмутители спокойствия, смутьяны, что
питаются бедствиями и недовольством. Теперь-то они обнадежились, теперь-то
искали случая взбрыкнуть и сбросить нас, и я с растущим страхом
чувствовала, как бразды правления ускользают из моих рук.