"Сорок пять лет на эстраде" - читать интересную книгу автора (Смирнов-Сокольский Николай Павлович)
Фельетон на эстраде Из выступления на творческой дискуссии артистов эстрады и писателей 2 октября 1951 года[14]
…Мы встречаемся едва ли не впервые для беседы по теоретическим вопросам эстрадного искусства, искусства фельетона в частности. Из предварительных бесед, с товарищами я вынес впечатление, что царит удивительный разнобой, имеется множество мнений по поводу того, как определить, что такое эстрадное искусство и что такое эстрадный фельетон, чем он отличается от фельетона литературного, да и существует или вообще не существует эта разница.
Само собою разумеется, я не собираюсь, да и не могу дать исчерпывающие ответы на все эти вопросы. То, что я хочу вам сообщить, это скорее материалы к содокладу о фельетоне, чем сам содоклад или доклад. Материалы эти, может быть, кое-кому неизвестны или известны не всем и не во всем и потому могут все же представить некоторый интерес.
Мы много и справедливо говорим о Неблагополучии эстрады в организационном отношении. Нет никаких сомнений в том, что все эти организационные вопросы, включая сюда и необходимость коренного изменения всей системы подготовки новых номеров и организации концертов и создание настоящих репетиционных баз — своеобразных фабрик новых номеров, эстрадных школ и студий, открытие сети эстрадных театров, устранение всего, что мешает росту советской эстрады, — требуют самого срочного решения. Значит ли это, однако, что до разрешения организационных неполадок нам не время заниматься методологическими и теоретическими вопросами нашего искусства? Не только не значит, но — убежден — без предварительного разрешения именно вопросов творческих нельзя в полной мере разрешить и вопросы организационные.
Только повышение качества нашей работы, ликвидация отставания от общего роста искусства страны заставит обратить на эстраду настоящее внимание, и тогда всем разговорам об организационных неполадках конец!
Вот почему нас не может не тревожить отсутствие теории и методологии эстрадного искусства, разговорного — в частности.
Эстрада — это прежде всего разговорный жанр! Если в цирке главное — демонстрация физического развития и ловкости человека, дрессура, то там «разговорники» — жанр всего-навсего подсобный. Эстрада же тем и отличается от цирка, что разговорный жанр на ней, во всех его видах, включая и советскую песню, — жанр ведущий, главный. Отставание этого жанра — значит отставание всей эстрады.
С разговорным жанром, правда, неблагополучно не только на эстраде. В сегодняшней «Правде» вы можете прочитать статью о радиовещании, и там прямо говорится: «…репертуар музыкального и литературно-драматического вещания многих комитетов радиоинформации все еще ограничен: по радио нередко передаются слабые в идейном и художественном отношении произведения, к выступлениям привлекаются малоквалифицированные исполнители».
Есть две тенденции. Одна бытует у артистов эстрады — обвинять во всех недостатках одних только руководителей, директоров. Вторая тенденция руководителей — обвинять одних артистов. А виноваты-то обе стороны! И если вину руководства достаточно наглядно подтверждает одно перечисление организационных неполадок, то вина артистов эстрады прежде всего заключается в том, что они не обращали ни малейшего внимания на теоретические и методологические проблемы своей деятельности. Мы работали кустарно, в одиночку, не договорившись ни по одному художественно-творческому вопросу. Приходится повторить, что сегодняшнее совещание едва ли не первое, на котором именно эти, а не организационные вопросы должны быть главными.
К сегодняшнему совещанию я попытался было сделать из имеющихся в моей библиотеке книг и печатных изданий для вас маленькую выставку. Вы, вероятно, знаете, что я «старьевщик» — люблю и собираю старые и новые русские книги. Мне захотелось показать вам кое-что из этой области, имеющее отношение к теме «Фельетон в литературе и на эстраде».
По ряду организационных причин сделать эту выставку пока что не удалось. Однако мною был подготовлен и написан проект этой выставки, и этот проект-аннотация даст нам возможность совершить по ней «воображаемую прогулку», которая, мне кажется, может иметь самое непосредственное отношение к разговору о фельетоне.
Итак, пройдемся, товарищи, по «выставке». Называется она: «Фельетон в литературе и на эстраде». Общая аннотация: «Фельетон на эстраде никогда не был и не может быть явлением обособленным от фельетона литературного. Эстрадный фельетон есть явление литературное и сценическое в органическом взаимосочетании этих двух понятий».
Раздел первыйФельетон в русской литературе
I. Книга: «Сатиры и другие стихотворения Антиоха Кантемира. Спб. Имп. Академия наук. 1762».
Аннотация: «Князь Антиох Кантемир (1708–1744) — основоположник реально-обличительного, сатирического направления в русской литературе. Первая его сатира — «На хулящих учения» — написана в 1729 году. Последующие носят названия: «На зависть и гордость дворян злонравных», «О опасности сатирических сочинений», «На безстыдную нахальчивость» и т. д. Изобличая феодальную послепетровскую действительность, «Сатиры» Кантемира по форме и содержанию крайне близки к жанру сатирического фельетона и явились образцом для всех последующих писателей, основоположников этого жанра в литературе».
II. Первые русские сатирические журналы, выходившие в 60 — 70-е годы XVIII столетия. Основной жанр их материала — сатирические фельетоны в форме писем, снов, разговоров, посланий и т. д. Журналы этого времени делятся на две части:
Журналы реакционные.
а) книга — «Всякая всячина» 1769 года. Журнал, издававшийся под руководством самой Екатерины. Фельетонисты этого журнала выдвинули лозунг — «не целить на особ», «давать критику в улыбательном духе»;
б) книги: «Поденщина», Спб., 1771. Издавал Василий Тузов;
в) «Ни то ни сио» и «Трудолюбивый муравей», Спб., 1769, — два журнала, издаваемые реакционным писателем Василием Рубаном. Все эти журналы сопутствовали «Всякой всячине».
Журналы прогрессивные.
Первый русский фельетонист-сатирик Николай Иванович Новиков. Портрет работы художника Левицкого. Журналы Новикова:
а) «Трутень» — 1769–1770. Издание первое и второе;
б) «Живописец» — 1772–1773. Шесть его изданий до 1829 года;
Общая к ним аннотация: «Журналы Н. Новикова полемизировали со «Всякой всячиной», то есть с самой Екатериной. Давали резкую критику «на лицо», вели борьбу за культуру, против низкопоклонства перед Западом, против крепостного права. Публицистическая заостренность, смелое привлечение в качестве материала бытовых сцен судебных постановлений, вопиющих фактов — характерные черты новиковских «писем» и «обозрений», позволяющих считать их несомненными фельетонами».
Далее идут журналы, сопутствующие новиковским:
а) «И то и сио», 1769;
б) «Парнасский щепетильник», 1770. Два журнала, издаваемые Михаилом Чулковым, фельетонистом-сатириком, одним из первых собирателей русских народных сказок и народных песен;
г) «Адская почта, или Переписка храмоногого беса с кривым», 1769. Во втором издании (1788) носит название: «Адская почта, или Куриер из ада с письмами». Журнал, издаваемый сатириком-фельетонистом и романистом Федором Эминым.
III. Сочинение автора «Недоросля» Дениса Фонвизина: «Послание к слугам». Фельетон в стихах антиклерикального характера.
IV. Великий русский публицист-революционер А. Н. Радищев и его многострадальная книга «Путешествие из Петербурга в Москву»:
а) редчайшее первое прижизненное издание, сожженное рукой палача (1790);
б) в таком виде книга эта попала в руки русского читателя (один из рукописных экземпляров того времени).
Аннотация: «Книга Радищева, являясь непревзойденным в русской литературе публицистическим памфлетом, направленным к свержению самодержавия, против рабства и крепостничества, призывающая крестьян к революции, — примечательна с художественной стороны своим жанровым разнообразием, включая обличительно-сатирические зарисовки, перекликающиеся по темам с сатирическими фельетонами «Трутня» и «Живописца».
V. Круг Радищева.
Сатирик Н. Страхов и его сатирические фельетоны:
а) «Сатирический вестник», 1790. Журнал, издаваемый Страховым и единолично им писанный. Страстные выступления его против дворянских безобразий, уродства крепостничества роднят Страхова с Радищевым, уступая ему только в смелости и таланте, а также и в широте революционных выводов;
б) «Карманная книжка для приезжающих на зиму старичков и старушек, невест и женихов, молодых и устарелых девушек, щеголей, вертопрахов, волокит, игроков и проч., — или Иносказательные для них наставления и советы», М., 1791 (второе издание-1795);
в) «Переписка моды, содержащая письма безруких мод, размышления неодушевленных нарядов, разговоры бессловесных чепцов, чувствования мебелей, карет, записных книжек… и т. д.», М., 1791.
Аннотация: «Книги Страхова любопытны не только по содержанию фельетонов, но и по разнообразию их формы». Молодой Иван Крылов. Его сатирические журналы:
а) «Почта духов, ежемесячное издание, или Ученая, нравственная и критическая переписка арабского философа Миликуль-мулька с водяными, воздушными и подземными духами», Спб., 1789;
б) «Зритель», 1792;
в) «Санкт-Петербургский Меркурий», 1793.
Аннотация: «Три журнала, издаваемые молодым Иваном Крыловым до обращения его к жанру басни. «Почта духов» писана им единолично. Все материалы молодого Крылова — по форме и содержанию несомненно сатирические фельетоны».
VI. Девятнадцатый век. Тридцатые годы. Реакционные журналисты, нашедшие в фельетоне удобную форму для нападок на своих литературных врагов и мелкой критики современных нравов.
Фаддей Булгарин и его арена.
а) «Северная пчела», 1830. Комплект газеты, издаваемой Булгариным и его соратником Гречем. Подлую беспринципность этого фельетониста и его «органа» хорошо живописуют слова декабриста — поэта К. Рылеева. Еще до событий 14 декабря поэт-декабрист, выведенный из себя выходками Булгарина, воскликнул: «Когда случится Революция — мы тебе, Булгарин, на «Северной пчеле» голову отрубим!»
в) «Очерки русских нравов, или Лицевая сторона и изнанка рода человеческого», Спб., 1843. Книга фельетонов Булгарина.
Барон Брамбеус (Сенковский). Один из первых фельетонистов, по убеждениям и беспринципности недалеко ушедший от Булгарина, хотя и неизмеримо его талантливей. Его журналы, книги:
а) «Новоселье». Сборник, изданный А. Смирдиным в 1833 году. В нем впервые был напечатан нашумевший фельетон Сенковского «Большой выход Сатаны»;
б) «Библиотека для чтения». Журнал, редактируемый Сенковским. Здесь печатались его фельетоны;
в) «Фантастические путешествия барона Брамбеуса», Спб., 1833. Книга фельетонов Сенковского.
VII. Сороковые годы. Фельетоны Некрасова, Белинского, Григоровича, Тургенева, Достоевского и других.
Литературные сборники, издаваемые революционным поэтом-демократом Н. А. Некрасовым:
а) «Статейки в стихах», Спб., 1843 (две тетрадки). Первый сборник, изданный молодым Некрасовым. Здесь его первый фельетон «Говорун. Записки петербургского жителя Ф. А. Белопяткина»;
б) «Физиология Петербурга», Спб., 1845. Сборник Некрасова, изданный им при ближайшем участии Белинского… В нем — фельетоны: «Петербург и Москва» Белинского, «Петербургские шарманщики» Григоровича, «Петербургские углы» Некрасова, «Петербургский фельетонист» Панаева. Сборник вызвал яростные нападки славянофилов во главе с Аксаковым. Им отвечал Белинский — необычайно остроумно и едко;
в) «Первое апреля». Комический иллюстрированный альманах, составленный в стихах и прозе, достопримечательных писем, куплетов, пародий, анекдотов и пуфов», Спб., 1846. Альманах, изданный Некрасовым. В нем коллективный фельетон Достоевского, Некрасова и Григоровича «Как опасно предаваться честолюбивым снам…».
VIII. «Литературная газета». Комплект за 1840 год. Здесь печатались во множестве фельетоны современных авторов.
IX. «Современник» — журнал, основанный А. С. Пушкиным. В 1847 году он перешел в руки Некрасова и Панаева. Ближайшее участие принял Белинский. В журнале был организован отдел «Свисток», в котором помещали свои фельетоны сатирического порядка Н. А. Добролюбов и Н. Г. Чернышевский. В «Свистке» зародился Козьма Прутков.
X. Пятидесятые годы. Эпоха обличительного жанра.
Журнал «Весельчак» — первый сатирический журнал этой эпохи. Участвовали фельетонисты О. Сенковский (Брамбеус), Петр Вейнберг, А. Злов, А. Суворин (Незнакомец) и некоторые другие.
Добролюбов о направлении сатиры этого журнала отозвался крайне отрицательно.
Уличные сатирические листки, вихрь которых появился в 1858 году. Куплеты и фельетоны, помещенные в них, вызвали отрицательную статью Добролюбова. Листки носили название: «Бардадым», «Безсонница», «Безструнная балалайка», «Говорун», «Ералаш», «Пустозвон», «Смех и горе», «Сплетник», «Фантазер» и др. — образцы этих журналов-однодневок.
Предок знаменитого журнала «Искра» — листок «Знакомые» с приложением «Листа знакомых», издаваемый карикатуристом Н. А. Степановым, позже, вместе с Курочкиным, преобразовавшим свое издание в журнал «Искра». Комплекты этих изданий.
XI. Лучший русский сатирический журнал «Искра». Издавался с 1859 по 1873 год включительно. Участвовали своими фельетонами и куплетами А. Антонович, А. Афанасьев-Чужбинский. П. Боборыкин, В. Буренин, П. Вейнберг, А. Герцен, И. Горбунов, Г. Данилевский, Н. Добролюбов, А. Дружинин, Г. Елисеев, А. Жемчужников, Г. Жулев, Н. Златовратский, П. Засодимский, Вс. Крестовский, братья В. и Н. Курочкины, А. Левитов, Н. Лейкин, Д. Минаев, Л. Михайлов, Н. Некрасов, А. Плещеев, И. Панаев, Ф. Решетников, А. Скабичевский, В. Слепцов, А. Толстой, Глеб и Николай Успенские, Н. Чернышевский, П. Шумахер, П. Якушкин и другие.
Экспонируется комплект «Искры».
XII. Сатирические журналы, сопутствующие «Искре», но не обладавшие, однако, ни ее остротой, ни влиянием.
а) «Арлекин» — редактировали Иванов, затем Павлищев. Издавал Крашенинников. Издавался журнал один 1859 год. Направление журнала главным образом — «увеселительное»;
б) «Гудок» издавался один неполный 1859 год под редакцией Г. Блока (Канибакса). Журнал в то время был абсолютно беззуб. В 1862 году его купил Ф. Стелловский, а редактировать стал фельетонист Д. Минаев («Обличительный поэт»). Минаев выпустил всего 48 номеров, и эти номера по талантливости приближаются к «Искре»;
в) «Развлечение». Существовал с 1859 года до дней Октябрьской революции. Объектом сатирических стрел фельетонистов «Развлечения» был главным образом купеческий быт;
г) «Заноза». Выходил с 1863 по 1865 год. Основатель журнала — М. Розенгейм.
Экспонируются комплекты этих журналов.
XIII. A. Герцен (Искандер) и его соратники.
Аннотация: «Публицистические статьи, очерки, письма Герцена получают подчас характер фельетона, замечательного как социально-политической остротой своего революционного содержания, так и блестящим использованием средств художественного порядка».
Экспонируются комплекты «Полярной звезды» — сборника А. Герцена и «Колокола» — газеты, носившей подзаголовок «Прибавочные листы к «Полярной звезде».
Аннотация: «Герцен создал вольную русскую прессу за границей — в этом его великая заслуга. «Полярная звезда» подняла традицию декабристов. «Колокол» (1857–1867) встал горой за освобождение крестьян» (В. И. Ленин).
XIV. Фельетоны революционных демократов — Добролюбова, Чернышевского, Салтыкова-Щедрина.
Экспонируются:
а) Номер журнала «Современник», раскрытый на странице «Свистка» с фельетоном Добролюбова;
б) то же — с фельетоном Чернышевского;
в) книга фельетонов Салтыкова-Щедрина «Письма к тетеньке».
Аннотация: «Когда его упрекнули, что эти его «Письма» носят фельетонный характер, Салтыков-Щедрин (в письме к Пыпину) ответил, что и «водевиль может быть умнее боборыкинской драмы».
XV. Восьмидесятые годы. Период реакции. Жанр фельетона широко используют беспринципные юмористические журналы мещанского типа. Период упадка социально-сатирического фельетона.
Аннотация: «1895 год — начало третьего — пролетарского этапа в освободительном движении в России».
Фельетоны Алексея Максимовича Горького.
Экспонируются газеты — «Нижегородский листок» и «Самарская газета» с фельетонами Горького, подписанными «Иегудиил Хламида». В «Самарской газете» — фельетон Горького «Беспокойная книга». Экспонируется портрет Алексея Максимовича и его книга фельетонов об Америке. Раскрыта на фельетоне «Город желтого дьявола».
Реакционные фельетонисты в борьбе с революцией.
а) Книга фельетонов Меньшикова — «Письма к ближним». Автор — махровейший реакционный фельетонист «Нового времени»;
б) книга фельетонов В. В. Розанова. Нововременский философ, специализировавшийся на юдофобстве;
в) книга фельетонов Незнакомца (А. Суворина). А. Суворин, издатель подлейшего официоза «Новое время», начинал свою карьеру как талантливый фельетонист либерального толка. Его фельетон того времени «Гарибальди» читал со сцены знаменитый артист Садовский;
г) книга фельетонов В. Буренина. Начав когда-то свою деятельность в «Искре», перекочевал в лагерь реакционеров к нововременцам.
XVII. Либеральные фельетонисты предреволюционных лет.
а) Книги фельетонов Власа Дорошевича, считавшегося в те годы «королем репортеров»;
б) книги фельетонов Александра Амфитеатрова. Как и Дорошевич, один из крупнейших представителей фельетонного жанра. Перекочевал из «Нового времени» в либеральную печать. В 1902 году написал нашумевший фельетон «Господа Обмановы», сатиру на дом Романовых. Эмигрировал. Вернулся в Россию и после Октябрьской революции эмигрировал вновь, став в ряды заядлых реакционеров;
в) книга с фельетонами молодого Леонида Андреева;
г) наиболее популярный предреволюционный журнал «Сатирикон», а затем — «Новый сатирикон». Арена Аркадия Аверченко и иже с ним. Фельетоны журнала отличались узостью темы, ограничивались главным образом осмеянием обывателя. Нередко — с обывательских же позиций и на потребу обывателю.
Экспонируется комплект этого журнала.
XVIII. Сатира первой русской революции.
Экспонируются журналы 1905–1906 годов. «Пулемет» Шебуева, «Зритель», «Стрелы», «Волшебный фонарь» и т. д. и т. д. В коллекции до 350 названий московских, петербургских и провинциальных журналов этого времени.
Раздел второйСатирические фельетоны и куплеты на эстраде
I. Иван Федорович Горбунов (1831–1895). Первый русский артист, для которого деятельность автора-эстрадника явилась профессионально главной. Начало эстрадной его деятельности совпадает по времени с началом эпохи обличительного жанра в литературе.
Расцвет — 60-е и 70-е годы. Закат и измельчание тематики репертуара — годы восьмидесятые.
Экспонируются портреты Горбунова — в жизни и на сцене — в образе генерала Детятина, от лица которого Горбунов читал свои злободневные фельетоны.
Книги Горбунова и его подражателей.
Газета «Ватерпас», издаваемая Горбуновым, наполненная произведениями злободневно-фельетонного порядка.
II. Дореволюционные сборники «Для сцены». Экспонируется около сорока названий сборников для декламации, чтения и пения. Рассказы, фельетоны, куплеты, бытовые сцены.
Содержание сборников и их направление соответствуют направлению сатирической литературы того времени. Никакого самостоятельного, особого от литературы направления эти эстрадные сборники не имели. Исключение составляют сборники бульварного, низкопробного репертуара шантанного, явно «клубничного» содержания.
III. «Столпы» эстрадного разговорного жанра предреволюционной эстрады.
а) Юлий Владимирович Убейко. Автор-куплетист, монологист. Выступал в жанре «апаша». Его портрет и книжка куплетов;
б) Сергей Алексеевич Сокольский (Ершов). Автор-куплетист и монологист. Выступал в так называемом «босяцком» жанре. Его портрет в гриме и в жизни. Книга его репертуара «Пляшущая лирика»;
в) Станислав Францевич Сарматов. Автор-куплетист. Корифей бульварного «клубничного» жанра. Его портрет в виде «апаша-фланера». Книжка его куплетов;
г) Владимир Яковлевич Хенкин. Ныне народный артист РСФСР. В те годы эстрадный рассказчик. Его портрет. Книжка его репертуара;
д) Павел Троицкий. Куплетист-репризер (автором своего репертуара не был). Выступал в эксцентрическом костюме. Его портрет и плакат.
IV. Эстрадная молодежь предреволюционных лет:
а) Леонид Осипович Утесов. Ныне — заслуженный деятель искусств РСФСР.[15] Куплетист-рассказчик. Его портрет и книга воспоминаний;
б) Николай Смирнов-Сокольский. Автор-куплетист и фельетонист. Его сборники куплетов и фельетонов.
…Я приношу извинение, что заставил вас совершить эту «воображаемую прогулку» по выставке, которая, конечно, неполна и несовершенна, но, как мне показалось, может быть не столь уж безынтересна для присутствующих.
Далеко не со всеми участниками выставки мы признаем родство. Но в то же время хотелось наглядно-показать, что у нас, советских эстрадников, выступающих с сатирическими фельетонами, также есть свои предки — очень хорошие, замечательные предки. Это прежде всего наши русские революционные демократы: Белинский, Добролюбов, Чернышевский, Некрасов, поэты «Искры».
Сатирический фельетон, равно как и сатирические куплеты — это не только эстрадные жанры, но прежде всего — жанры литературные. И поэтому, говоря о падении и отставании этих жанров на эстраде, раньше всего надо подумать: а нет ли известных симптомов неблагополучия этих жанров в литературе?
Процессы, происходящие на нашей эстраде, теснейшим образом связаны с литературой. Советская эстрада отражает те успехи и недостатки, которые присущи советский литературе в целом.
Почему сегодня на эстраде процветает жанр художественного чтения? Да потому, что в советской литературе повести, романы, стихи и поэмы обильно представлены превосходными образцами. Это и приносит чтецам крупные успехи и победы.
Артисты, читающие на эстраде новые советские сатирические басни, пользуются также большим успехом у слушателей. Объясняется это тоже тем, что в жанре сатирической басни у советских поэтов-сатириков есть известные достижения.
Совсем иначе обстоит дело с таким боевым жанром, как сатирические куплеты. Отставание этого жанра на эстраде объясняется тем, что он вовсе отсутствует в литературе. Отсутствует не только как «репертуар для эстрадников», но прежде всего как форма творчества писателей-сатириков.
До нашего сегодняшнего совещания о фельетоне было, как вы знаете, такое же совещание о куплетах. Из стенограммы этого совещания мне хочется полностью процитировать вопрос, заданный писателем Червинским куплетисту-эстраднику Набатову.
Вот он: «Червинский: Вы неоднократно указывали в докладе на важность сегодняшнего совещания. А давайте попробуем определить важность этого совещания с такой точки зрения: кто заинтересован в этих куплетах, кто их исполнитель и есть ли серьезные творческие люди, работающие в этом жанре? Я не могу привести даже примера, я не знаю даже ни одной фамилии. У меня лично такое впечатление, что этот жанр на сегодняшний день не имеет площадки, то есть не имеет базы, потому что если нет человека, который работает на эстраде, и приходится вспоминать какие-то фамилии, очень незначительные, — значит, людей этих просто нет. Значит, стоит вопрос о репертуаре Набатова. Для него лично этот вопрос важен, но абсолютно не важен с точки зрения жанра. Спрос рождает предложение. Нет спроса — нет предложения. На этот жанр нет никакого спроса. А если так, то, может быть, и тема сегодняшнего совещания надуманна, непроблемна и вряд ли вызвана необходимостью?»
Все, слышавшие это заявление писателя Червинского, во главе с Набатовым начали доказывать ему, что исполнителей куплетов существует сколько угодно и что причины отставания этого жанра на эстраде заключены в чем угодно, только не в отсутствии исполнителей. А надо было ответить гораздо проще. Надо было согласиться с товарищем Червинским, что жанр этот на эстраде почти мертв, но мертв потому, что он, как жанр, почти отсутствует в советской литературе. И товарищ Червинский не прав, что якобы спрос рождает предложение.
В наших, советских условиях иногда и предложение рождает спрос. Вспомните хотя бы славных стахановцев. Разве, внося те или иные рационализаторские предложения, они руководствуются спросом на них? Да спрос придет, были бы предложения!
Еще меньше можно говорить о спросе на тот или иной литературный жанр. Классическим представителем жанра куплета в старой русской литературе был Василий Степанович Курочкин. Из биографии его мы можем узнать, что он выбрал жанр куплета для своего литературного творчества потому, что «куплет легок, певуч, доступен запоминанию. Все эти качества делают его, при значительной емкости, легко распространимым, летучим. Он прилипает к противнику, сопровождает его, жалит, уничтожает. Крылатые куплеты Курочкина вились над аристократией, с ее чванливостью, над денежными тузами, над бюрократами, вились вокруг реакционных газетчиков, над головой сатрапов, обскурантов, спекулянтов и либералов». (Цитирую по вступительной статье к собранию стихотворений В. Курочкина, изданному в 1934 году.)
Вот почему он и пропагандировал в литературе жанр куплета. Ему было в высшей степени безразлично, существуют ли на свете или не существуют какие бы то ни было эстрадные исполнители куплетов, есть ли спрос на такие тексты с их стороны. Он создавал жанр куплета в литературе, а это одно уже явилось своего рода «предложением» для создания спроса на куплеты у эстрадных исполнителей, и породило таких исполнителей в значительном количестве, и в первую очередь способствовало идейному, художественному, политическому обогащению эстрадного репертуара.
Много лет назад писатель Валентин Катаев написал куплеты «Зайчик-негодяйчик». Написал их отнюдь не как «репертуар для эстрады», а как очередное свое сатирическое произведение, замыслу которого лучше всего соответствовала форма куплета. Но эстрада «подхватила» и сделала популярными эти куплеты, так же как целый ряд куплетов Маяковского, Бедного, Лебедева-Кумача, Безыменского и других советских поэтов. Дела на эстраде с куплетами были значительно веселей!
Из литературы на эстраду, а не с эстрады в литературу — вот, собственно, формула для обеспечения того или иного расцвета жанра. Смешно ожидать расцвета жанров куплета и фельетона на эстраде, если нет расцвета этих жанров в литературе, если писатели будут ждать «спроса» на них со стороны эстрадников.
Мне кажется, что, если бы писатели отстаивали эти жанры в литературе, а журналы печатали бы подобные произведения на своих страницах, мы бы, эстрадники, имели образцы не только для непосредственного исполнения их с эстрады, но и для своего собственного авторского творчества.
Сегодня мы этого не видим. Писатели, как видно из выступления товарища Червинского, ожидают «спроса» со стороны исполнителей.
Если проследить творческий путь Ивана Горбунова, то можно убедиться, что он возник на эстраде ^одновременно с расцветом так называемого «обличительного жанра» в литературе. Его успех сопутствует успехам литературы революционных демократов, беллетристов-народников. А его закат, кризис и измельчание творчества совпадает с 80-ми годами — эпохой разгула реакции или, как ее называют в истории литературы, «эпохи разброда и уныния».
Иван Горбунов, первый русский эстрадник, — явление не только эстрадное, а литературно-эстрадное, и его судьба связана с судьбою тех жанров в литературе, которые он представлял на эстраде. То же относится и к нам.
Я бывал на заседаниях секции сатиры и юмора Союза советских писателей. Бывал, правда, как гость… Участие мое там относительное, поскольку я не член Союза писателей. Впрочем, может быть, мне удастся проникнуть в него с другого хода! отнюдь, к сожалению, не эстрадного. Я сейчас сдал в печать книгу об альманахах, и она меня, возможно, порекомендует в Союз…
Разве на заседаниях этой секции сатиры и юмора не говорилось неоднократно и о невнимании к жанру сатиры и юмора со стороны Союза писателей, и о недостаточном уважении к нему со стороны критиков, и о малой для него арене и так далее? Говорили? Говорили.
А что это доказывает? Доказывает, что с этим жанром неблагополучно и в литературе.
Сколько раз председатель этой секции поэт Безыменский торжественно начинал заседания словами: «Товарищи, хочу вас поздравить с победой. В «Новом мире» должна появиться страничка для сатиры и юмора!»
А потом оказывалось, что действительно в одном-двух номерах «Нового мира» эта страничка появлялась, но затем опять исчезала бесследно! У нас один журнал сатирического жанра — это «Крокодил». Этого мало для такой огромной страны! Нам, эстрадникам-сатирикам, иногда просто и почитать нечего!
Я не говорю о публицистических статьях и даже публицистических газетных памфлетах — они имеются, и мастера этого жанра Илья Эренбург, Давид Заславский и другие работают в полную силу. Но каковы дела сейчас в литературе именно с сатирическим фельетоном? Не блестящи, как мне кажется. А я убежден, что только с расцветом этого жанра в литературе расцвет этот найдет свое отражение и на эстраде.
Кто специалисты у нас по сатирическому фельетону в литературе? Это исключительно лишь члены секции сатиры и юмора: Людмила Давидович, Леонид Ленч, Михаил Червинский, еще десяток-полтора товарищей.
А я вам на своей «воображаемой» выставке показал, что и Достоевский, написав «Братьев Карамазовых», находил время для того, чтобы писать сатирические фельетоны. То же можно сказать о Белинском, Некрасове, Салтыкове-Щедрине и о многих других светочах русской литературы, которые наряду с крупными формами литературы уделяли немало труда и внимания и сатирическому фельетону.
У нас сейчас издается сатирический журнал «Крокодил». Но может ли редакция «Крокодила» назвать в числе своих постоянных сотрудников имена таких мастеров советской литературы, как Фадеев, Шолохов, Твардовский, Эренбург, Корнейчук, Погодин, Катаев и многие другие? Если не считать отдельных редких исключений, — не может.
А когда-то Щедрин писал Некрасову: «В Петербург я наверное привезу повесть… Сверх того, быть может, в бытность в Петербурге напишу и фельетон или два…»
Хочется задать вопрос мастерам советской литературы, создающим замечательные большие полотна: а не могут ли они «сверх того» написать «фельетон или два»? Думается, что тогда отставание сатирических жанров в литературе (а следовательно, и на эстраде!) сразу пошло бы на убыль.
От лица практиков я, думается, имею право сказать, что нам много было легче работать, когда, раскрывая «Правду» или «Известия», мы каждый день находили фельетоны Демьяна Бедного, Владимира Маяковского — фельетоны блестящие, злободневные, сатирические.
Подчеркиваю — сатирические!
Эстрада — искусство малых форм. Фельетон, куплет, рассказ, интермедия — тоже малые формы большой литературы. Но «малые формы» — вовсе не значит «малые мысли». Поэтому нет никаких оснований мастерам больших форм литературы избегать И пренебрегать малыми.
Дело отнюдь не в названиях. В Союзе советских писателей существует секция сатиры и юмора, название которой тоже не очень верное.
Ведь сатира и юмор должны быть первоприсутствующими не только в одной этой секции, которая, по-видимому, должна объединять лишь немногих специалистов по сатире и юмору. Сатира и юмор жизненно необходимы и драматургам, и поэтам, и прозаикам.
Не своевременно ли Союзу советских писателей организовать секцию мастеров малых форм литературы? Советская эстрада и советский цирк вступил бы с ней в такие же взаимоотношения, в каких находятся драматические театры страны с секцией драматургов. Насколько бы это уточнило и укрепило связи литературы с эстрадой!
Однако сегодня это самое массовое из искусств — почти вне поля зрения Союза советских писателей. Откровенно говоря, даже слово «писатель» редко произносится на эстраде. Писателя здесь заменяет «автор текста», а произведения, исполняемые с эстрады, чаще всего называются «текстовым материалом». У эстрадников в почете «специалисты-авторы», якобы знающие таинственную «специфику» эстрадного искусства.
Кстати сказать, эта специфика действительно существует. Но она отнюдь не таинственна. Ведь и драматург может иногда написать высокохудожественную, глубокую по содержанию пьесу, но совершенно несценичную, то есть сделанную без знания и учета ряда непременных условий, при которых театр может осуществить ее постановку. Бывают и, наоборот, очень пустые по содержанию, низкие по литературным достоинствам пьесы, но написанные с таким знанием и учетом «сценичности», что зритель порой поддается эффектам театра и горько обманывается.
Если слово «сценичность» заменить словом «эстрадность», нетрудно понять, что такое специфика эстрады. Произведение, предназначенное для исполнения с эстрады, должно мгновенно вызывать у слушателей смех, гнев, слезы — все, что угодно, только не оставлять его равнодушным. Но появление этих эмоций должно быть непременно соединено с глубокой идейной направленностью, с высоким литературным качеством произведения. Одни голые эмоции, среди которых на первом месте смех ради смеха, вызываемый к тому же «без стеснения в средствах», — это, к сожалению, и считается сейчас той пресловутой «спецификой», которую освоили некоторые «авторы-текстовики», работающие для эстрады. Разумеется, ничего общего это рукомесло с литературой и ее задачами не имеет!
В числе причин некоторого неблагополучия с жанром сатиры и юмора позвольте упомянуть еще одну. Я выступаю перед вами сейчас как художественный чтец и прочту «Маленький фельетон о маленьком фельетоне» горячо мною любимого сатирика-фельетониста Александра Безыменского. Стихотворение это вы, возможно, знаете, оно напечатано, но я все же прочту его, как имеющее непосредственное отношение к сегодняшнему заседанию:
«Издал Трусишкин[16] тяжкий стон:— Мне нужен острый фельетон!Такой, где нет обычной темы,А есть вопросы и проблемы;Такой, где каждая строкаОстрей солдатского штыка!..Я услыхал тираду этуИ фельетон принес в газету.Ах! я дотоле не знавалТаких восторженных похвал.Мой фельетон ударил в точку!Запомнят в нем любую строчкуИ старики и молодежь!Вот так он, стало быть, хорош!Но с той поры (не меньше года)Я слышу речь такого рода:— Тут страсти слишком горячи…Ты их немножечко смягчи!— Смягчил? Посмотрим. Вяло! Вяло!Вся острота почти пропала!Мы кое-кем в штыки взятыЗа недостаток остроты.И это правильно: в идее,Мы все должны писать острее.— Ты переделал вновь? Добро!Но это слишком уж остро…Я восхищаюсь мыслью смелой,Но все же, братец, переделай…— Ты переделал? Красота!Но где же, братец, острота?У фактов есть свое значенье,Но где же, братец, обобщенье?— Ага! Ты все, что надо, внесВ тобою поднятый вопрос?Однако нас берет тревога:Тут остроты немного много!Все факты можешь ты назвать,Но их не стоит обобщать.Ты напиши умно и мило,Чтоб это не было и было,Чтоб, не задевши, задеватьИ, обобщив, не обобщать,Чтоб в обличении порокаВсе было узко и широко,Чтоб для людей была строкаИ беспощадна, и мягка,Чтоб гнев граничил с добротою,Чтоб злость лучилась теплотою,Чтоб ярость нежною была,А нежность — яростна и зла,Чтоб устремленность боеваяКричала, рта не раскрывая,Чтоб в строчках бешеных тирадБыл яд, как мед, а мед, как яд.…Друзья! Мораль нужна едва ли,Вы все поймете без морали,Услышав тяжкий, скорбный стон: —Мне нужен острый фельетон!»
Я позволил напомнить это произведение потому, что, мне кажется, оно довольно злободневно по отношению к нашему сегодняшнему совещанию. Да, «Трусишкины», обрисованные Александром Безыменским, тоже мешают развитию сатирического фельетона!
Но виноваты и мы сами. Мы мало их пишем, порой чересчур наивно ставим развитие этого жанра в зависимость от «спроса» и «предложения».
Ясно одно: без писателей расцвета этого жанра на эстраде мы не добьемся! Эта помощь писателей должна прийти по трем направлениям.
Во-первых — написание репертуара. Практически это совершенно ясно… Репертуар — это первый раздел работы писателей для эстрады.
Раздел второй — личное участие писателя-сатирика на эстраде. Это чрезвычайно важно! Ведь кто такой Смирнов-Сокольский? Такой-сякой, никуда не годный, с «поплавками», но ведь тоже писатель! Почему же мы разделились на два лагеря? Почему, действительно, я только гость в вашей секции, а не полноправный представитель такого же литературного жанра? Существует Ираклий Андроников. Он тоже не меньше эстрадник, чем писатель, хотя и пишет это слово на своих афишах порой крупнее своей фамилии. Но он изумительный мастер эстрады. Он, если хотите, — а это в моих устах высшая похвала — эстрадник лучше меня! Так почему же он спрятался за слово «писатель»? Почему, например, в «Эрмитаже» вместо надоевшего Смирнова-Сокольского не «выступить» именно ему, Ираклию Андроникову? Выступает же в «Эрмитаже», и с большим успехом, композитор Цфасман. Почему бы не освежить наши программы и Ираклию Андроникову?
Есть писатель Борис Ласкин, который великолепно читает свои произведения. Почему бы и ему не появиться в «Эрмитаже» в качестве одной из новых фамилий на афише? Так вот просто, на афише! Вылезайте из скорлупы, товарищи, давайте строить эстраду вместе!
Ведь главное-то для эстрады — это именно автор-сатирик, а не актер, читающий те или иные чужие вещи. Этих-то мы найдем, давайте только репертуар. А нужны-то именно и авторы-сатирики. Вот тут-то молодые советские писатели и могли бы, что называется, личным участием влить свежую кровь эстраде.
Если вспомнить опять биографию Горбунова — я прочту вам имена тех писателей, которые были в числе его корреспондентов. Это: Григорович, Потехин, Островский, Успенский, Курочкин, Тургенев, Достоевский, Некрасов, Гнедич. Наконец, есть и такое письмо: «Ежели Горбунов у тебя — скажи ему, что я никак не пойму, за что он меня знать не хочет». А под письмом подпись: «Лев Толстой».
Вот это я называю связью писателей с эстрадой. А одной снисходительной помощью «сверху» — достичь ничего не удастся.
Наконец, третья сторона возможной помощи. Это создание методологии и теории эстрадного искусства. А так как методология именно разговорного жанра весьма близка методологии этих жанров в литературе — писатели помочь обязаны.
Методология литературного фельетона, в частности, существует. Она покоится на четырех условиях, о которых стоит напомнить.
Первое: «Буржуазно-дворянский фельетон целиком строился вокруг какого-нибудь явления быта или литературы, причем выводы его не шли дальше этого явления».
Задумайтесь! По этому принципу строятся иногда фельетоны и сейчас! Сплошь и рядом читаем: «Ждали ревизора, накрыли стол, поставили водку, ревизор приехал, напился и поехал дальше. Доколе в Краматорске это безобразие будет продолжаться? Чего смотрят общественные организации этого города?»
Методология такой формы фельетонов имеется.
Второе методологическое условие. Оно гласит: «Совсем другое — фельетоны Чернышевского и Добролюбова. В их фельетонах берется какое-нибудь частное явление как исходный пункт для построения фельетона, а затем как вывод дается широкое обобщение, непременно имеющее огромное общественно-политическое значение». Вот вам и второе методологическое правило. Процитировал я его также из Энциклопедии.
Напомним, что именно по такому принципу построены и фельетоны молодого Горького, выступавшего под псевдонимом Иегудиил Хламида. Вспомните, как по поводу совершенно незначительного события — приезда в Самару на гастроли лилипутов — Горький писал: «Наверное, карлики будут иметь в Самаре колоссальный успех. Всякому любопытно посмотреть на двух людей, еще более маленьких, чем он сам. Самарские люди будут смотреть лилипутов и услаждать себя сообразными случаю размышлениями: — Мы еще что! Конечно, мы люди не крупные, а все-таки бывают живые люди и еще мельче, чем мы».
Так в фельетоне поднималась тема огромного горьковского масштаба — о скуке, серости мещанской жизни, о мертвой, обывательской спячке, с которыми всю жизнь боролся Алексей Максимович.
Третье методологическое правило существует у советского фельетониста. Оно гласит: «Советский фельетон не только критикует отрицательные явления в нашей жизни, пережитки прошлого, но и утверждает новую, социалистическую действительность, лучшие чувства и качества советского человека».
Наконец, четвертое методологическое правило относится целиком к буржуазному фельетону, который «носит характер пустой, бессодержательной, хотя подчас и очень веселой болтовни».
Должен сказать, что последнее методологическое правило бытует у нас на эстраде преимущественно в репертуаре конферансье. Их «веселье» зачастую именно остроумно, но бессодержательно. Думается, что работы, сделанные по такому принципу, не нужны ни нашей литературе, ни нашей эстраде вообще.
Таким образом, товарищи, основы какой-то методологии уже имеются, и подробная разработка ее не столь уже трудна и невозможна.
Разумеется, у эстрадного фельетона есть и собственные методологические требования. Весьма много говорят о пресловутой «специфике» эстрады. Нередко эти разговоры носят характер сплошного шаманства, но, разумеется, свои сценические законы эстрада имеет, и нарушение их не может быть полезным.
Возьмем для примера хотя бы размер эстрадного фельетона. Как многолетний практик, знаю, что максимальный размер эстрадного фельетона — это десять страниц на машинке. Уже одиннадцатая страница фельетон губит. А ведь к нашим редакторам порой приходят авторы, даже и не подозревающие об этом правиле, и приносят фельетоны в восемнадцать — двадцать и даже двадцать пять страниц. А двадцать пять страниц читаются со сцены минимум пятьдесят минут. Для концерта это не фельетонист, а бедствие.
Много также говорят о непременной злободневности эстрадного фельетона. Правильно говорят, но нужно вместе с тем помнить, что «злободневность» бывает разная. Возьмем для примера ну, скажем, Аденауэра, подписавшего или не подписавшего какой-нибудь договор, — факт для сегодняшнего дня безусловно злободневный.
Но пока на эту тему напишут фельетон, выучат, проведут через соответствующее количество инстанций, — тема, несомненно, уйдет и сам Аденауэр успеет совершить еще какую-нибудь новую подлость. Поэтому мне кажется, что не те или иные «злободневные» поступки Аденауэра лучшая тема для фельетона, а сам по себе Аденауэр — тема для сатириков и памфлетистов. Всякую «злобу дня» надо брать шире, проблемнее — тогда она никогда не убежит от автора.
Все разговоры — «сегодня в газете — вечером в куплете» — для эстрадного искусства, а в особенности для искусства фельетониста — одни разговоры. Эстрада мобильна, но она все-таки не газета. Ведь необходимо не простое отражение «злобы дня», а художественное отображение, сатирическое обобщение, а это требует больших усилий.
Мне понравился ленинградский автор, написавший, с моей точки зрения, весьма злободневный фельетон «О матери». Мать — как образ Родины и вместе с тем как образ самого дорогого существа для человека — тема беспредельная по возможности обобщений и выводов. Я искренне сожалел, что не мне пришла эта мысль в голову. Как, вероятно, каждому автору, мне подумалось, что я бы сделал фельетон на эту тему значительно глубже и полнее. Но факт остается фактом — ленинградский автор взял настоящую злободневную тему. Мне кажется, что слово «злободневность» — это понятие гораздо шире, чем существующее истолкование этого понятия. Я при этом отнюдь не пытаюсь опорочивать любви и к летучей злободневности, живущей иногда весьма короткое время. Но убежден, что большего, чем «вводный куплет» или абзац в фельетоне, она не требует.
Немало споров вызывает вопрос, каким должен быть эстрадный фельетон по своей форме. По-моему, здесь нет ни границ, ни специальных законов. Вспоминаются слова Безыменского на совещании о куплете: «Хотите каламбуры — можно, хотите породню — можно. Все можно, но делайте это хорошо, не нарушая правил литературы».
Мне доводилось в своей практике делать фельетоны и в форме простой беседы со зрителем и в виде разговора от лица какого-нибудь Бывалого, я призывал на помощь и карикатуру Кукрыниксов, и кадры кинематографа, и куклы Ефимовых — все, что хотите, и все это отнюдь не мешало, а, наоборот, помогало делать главное: довести до зрителя-слушателя ту тему, мысль, которую я хотел довести. Форма может быть самой разнообразной, лишь бы только она помогала, а не мешала мысли.
Можно сказать, что если есть у нас «художественные чтецы» (в отличие от просто «чтецов»), то и фельетон на эстраде должен быть построен как «художественный фельетон» — в отличие от просто газетного фельетона. Признаю, что формула эта весьма условна, но практически она должна быть понятной. Пожалуй, это и есть «специфика» эстрадного фельетона.
Проблемой является успех фельетона у слушателей, вопрос о его доходчивости — смешной он или не смешной. Ясно, что в первую очередь фельетон должен быть литературным. Никаких других «особых» фельетонов эстраде не нужно. Но литературу нельзя путать с «литературщиной», и автору нельзя прятаться за жупел «литературы». Договорились уже до того, что раз не смешно — это, мол, литературно, а вот смешно — это не литературно. Это, конечно, чепуха.
Фельетон может быть несмешным, может быть драматическим, но в любых условиях он должен — повторяю — вызывать какие-то живые эмоции у слушателей. Коли этого нет, то пусть ваш фельетон написан самым литературным языком, имеет внешние признаки литературы — он не нужен ни литературе, ни эстраде. Он будет всего-навсего тем «правильным» фельетоном, слушая который невольно вспоминаешь слова В. И. Ленина: «Нечто формально правильное, а по сути издевательство».
Авторы, пишущие такие «правильные» фельетоны, любят говорить: «Не обращайте внимания на слушателей, пусть они не смеются. Поднимайте слушателей до себя…» А я подобным авторам говорю: «Дай вам бог самим подняться до нашего советского зрителя-слушателя!»
Фельетон должен быть доходчивым и смешным, если он написан в расчете на такую эмоцию слушателей. Напомню талантливейшие фельетоны Ильфа и Петрова: в них не было и двух строк, которые бы не «доходили»!
Мне приписывают утверждение, что, дескать, у меня в фельетоне потому есть «десять поплавков», что без них фельетон погибнет. Я не отказываюсь от этой фразы, но поясню: фельетон без этих «поплавков» не гибнет, но превращается в тот абсолютно «правильный» фельетон, который у зрителей успеха не имеет и никакого воздействия на них произвести не в силах.
Все дело в дозе. И я вновь напомню слова А. И. Безыменского: все можно. Но ровно столько, сколько позволяют правила литературы!.. Если мои «поплавки» (то есть так называемые ударные места) нарушили эти правила литературы — значит, их было больше, чем следует, и дело редактора указать мне на это упущение.
Разумеется, я говорю об «ударных местах», органически входящих в фельетон, а отнюдь не о воткнутых в него ни с того ни с сего. Это тоже было бы нарушением правил литературы. Однако тенденцию некоторых редакционных работников убирать все «ударные места», причесывать и прилизывать фельетон, приговаривая: «А знаете ли, вам тут смех только помешает» — это в свою очередь не меньшее нарушение правил литературы. Стихотворение «Издал Трусишкин тяжкий стон» в достаточной мере живописует такое нарушение литературных правил.
Несколько слов об исполнении фельетона. О том — нужен ли в фельетоне образ или не нужен. Думается, что главный образ в фельетоне — это образ его исполнителя. В сущности, единственный образ, который я написал за всю жизнь, — это образ «Николая Смирнова-Сокольского». Именно в этом образе я беседовал много лет с советскими зрителями, сделал этот образ знакомым, понятным. Беседы мои иногда были хороши, иногда плохи. Ну, что ж! Срывы возможны. Я также порой скатывался в ту «веселую болтовню», которая менее всего нужна нам. Но тут необходимо заметить, что нас к этому порой толкает сама программа, в которой мы выступаем. Почему-то такая «веселая болтовня» считается допустимой для конферансье, особенно «парного» порядка. Доза их «болтовни» в программе порой бывает просто невыносимой, мешающей.
Помню, раньше приходил я к конферансье Амурскому и говорил: «Товарищ Амурский, послушайте мой новый фельетон!» При этом я доставал свои десять страниц на машинке и читал ему.
Амурский выслушивал фельетон, хвалил или ругал — не важно, но далее говорил: «А теперь, послушайте мой конферанс!» — и доставал четвертушку бумаги, на которой были написаны все те пять-шесть реприз, которые входили в его конферанс программы.
А теперь я прихожу со своими десятью страницами на машинке в Репертком и спрашиваю: «А что это за телефонная книга лежит у вас на столе?» И мне отвечают: «Это репертуар парного конферанса». И я уже вижу, что мой фельетон — это та четвертушка бумаги, на которой был написан репертуар Амурского.
Иной раз программы строятся так, что всякие умные слова просто забиваются изобилием «веселой болтовни», в которой тонешь! Тут-то порой и вставишь лишние «поплавки», которые действительно нарушают правила литературы.
Общие правила должны соблюдаться неукоснительно не только в одном фельетоне, но и во всей программе. Бесхребетная болтовня не нужна и в конферансе, и прикрывать ее якобы «нашим правом на шутку» не следует. Конферанс должен помогать, а не мешать программе… В ином случае устраивайте самостоятельные «творческие вечера бесхребетных шуток», а нас оставьте в покое.
Быть этаким «художественным чтецом», которого выпускают только «для идеологии», чтобы политически как-то спасать чьи-то «права на шутку», я не хочу.
Возвращаясь к исполнению фельетона, можно, конечно, согласиться, что успех в значительной мере зависит и от искусства исполнителя. Я родился в семье наборщика — одного из служащих издателя Суворина. Было мне, наверно, лет двенадцать, когда счастливый случай привел меня на лето в Крым. Попав в Феодосию, я был кем-то из взрослых захвачен на суворинскую дачу.
В числе гостей, посетивших в то лето Суворина, был знаменитый русский трагик Мамонт Викторович Дальский. После ужина обратились к нему с просьбой что-нибудь прочитать. Его чтение навсегда осталось одним из самых ярких моих воспоминаний. Дальский — с открытым воротом «а-ля Байрон» — подошел к окну (за окном — Феодосия, ночь, море, луна) и стал читать — что вы думаете? Молитву «Отче наш». И это было прочитано до того впечатляюще, гениально, что запомнилось на всю жизнь. Он вызвал и слезы и волнующее настроение — он мог добиться от аудитории всего, чего хотел…
Главная трудность в создании эстрадного фельетона — это (простите за сравнение) изготовление «одного обеда на всех». До революции этого не требовалось. Помню, я лично работал, например, в Петровском парке, в саду «Фантазия» (был такой там театр при буфете), а, скажем, Юлий Убейко работал в фешенебельном «Аквариуме». И оба одинаково бы провалились — если бы я пришел со своим репертуаром в «Аквариум», а он в «Фантазию». Зритель был строго дифференцирован. Теперь этой дифференциации нет. Зритель везде одинаковый. И фельетон надо написать таким образом, чтобы он был интересен и академику, сидящему в первом ряду, и молодому, только что, может быть, приехавшему из колхоза зрителю, скромно устроившемуся на балконе. Значит, надо выбрать такие темы, которые одинаково волновали бы и академика и молодого колхозника. Это самая трудная задача для эстрадного фельетониста, и в этом, пожалуй, единственное различие между фельетонами «для уха» и «для глаза».
Кстати, об Убейках, Сарматовых и иже с ними. Должны же вы наконец знать, что это такое. Разрешите прочитать текст одного из куплетов Сарматова:
«Один едет в спальном вагоне,Другой в третьем классе, средь вони.Один на подушках несется,Другой на досках трясется.А результат один:Оба пыхтят, оба сопят,Оба мучатся-стараются,Оба злятся и ругаютсяВ поте тела и лица —Оба ждут скорей конца —У обоих написана глупость на роже,Класс первый и третий —Одно ведь и то же,Такой же и запах, такой же и цвет —И разницы, право, существенной нет!»
А дальше шел тот самый знаменитый «третий куплет», который сразу все ставил «на место». Вот он:
«Кутила к певичке забралсяИ страстным объятьям предался,А бедный за печкой кухаркеЛюбовные ставит припарки.А результат один:Оба пыхтят, оба сопят…»
и так далее и так далее до слов: «У обоих написана глупость на роже: певичка, кухарка — одно ведь и то же!»
Простите меня, но я никогда не хотел и не хочу ни автора, ни исполнителя этой пошлятины считать своими «предками». Я хочу иметь своими «предками» русских революционных демократов, и только их славные традиции живут и будут жить в советском сатирическом фельетоне. И если у меня для продолжения этих традиций не хватает таланта (о талантах мы как-нибудь еще поговорим особо), то во всяком случае путеводной звездой для своей работы я считал и считаю их, а не господ сарматовых!
И я удивляюсь упорству некоторых эстрадников, которые сами всячески отмахиваются от литературы, а толкуют о какой-то «эстрадной специфике», которую, мол, знали Сарматовы и не знали Добролюбов или Некрасов. Чушь! Шаманство, идущее от безграмотности и бескультурья!
Говоря об образе исполнителя, следует напомнить, что здесь должно быть учтено все: и возраст, и внешность, и даже поведение в быту.
В Ленинграде есть, например, Петр Григорьевич Муравский. Почтенный мастер, очень уважаемый зрителями. Ему не закричат из публики: «Петя, жми, дави!» Возраст, внешность, манера — все это зрителям не позволит. Но там же в Ленинграде был Василий Гущинский. Человек очень талантливый, любимый публикой. Но именно ему кричали: «Вася, а ну давай, давай!» Это были два разных «образа», и то, что можно было говорить Муравскому, никак не шло и не могло идти Гущинскому, и наоборот. Зритель никогда не простил бы Муравскому, если бы он начал «валять дурака», как не стерпел бы от Гущинского какого-либо «серьезного» репертуара.
Эстрадник-гастролер часто, приезжая в город, не прочь по-, скандалить в гостинице, шумно побегать по комиссионкам, забывая, что вечером он, а не кто иной, будет говорить с эстрады слова о том, что воровать стыдно, гнаться за наживой — стыдно! И зритель, слушая это, улыбается в усы. Город-то маленький, и все уже знают, как этот «поучающий товарищ» вел себя отнюдь не «синхронно» словам, которые произносит с эстрады. Общественное лицо исполнителя, то общественное доверие, которое должно быть завоевано у слушателей, складывается из множества компонентов, и тут никогда не следует забывать слова Станиславского о том, что «театр начинается с вешалки».
Напомню также слова Салтыкова-Щедрина, который писал в одном из писем по поводу поэта Алексея Жемчужникова, до того любившего каламбурить, что даже, прощаясь с людьми, вместо «до свидания» говорил «досвишвеция». «Как ему не стыдно, — писал Салтыков, — ведь у него же дети есть. Ну что они о таком отце подумать могут?»
И возраст исполнителя должен гармонировать с характером репертуара и манерой исполнения.
Вернемся, однако, к фельетонам. Много говорят о так называемом положительном фельетоне. Откровенно говоря, я не очень понимаю, что это такое. Если есть фельетоны «положительные», то где-то, следовательно, должны быть фельетоны и «отрицательные»?…
Фельетон должен быть фельетоном хорошим, талантливым, актуальным, сегодняшним, нужным — это, мне кажется, и есть «положительный» фельетон.
Говорят и о фельетоне в стиле «мозаики». Тоже, мне думается, разговоры, не стоящие особого внимания. Как понимать слово «мозаика»? Если как болтовню о том о сем и ни о чем — она не нужна никому. Но если это мозаика фактов, нанизанных на нужную тему, куда-то бьющую, — почему же она не может быть?
Да любой доклад на международную тему — это мозаика фактов, сравнений, обобщений, всего, чего хотите. Но если они бьют в одну цель и все служит в подобной «мозаике» этой цели, то такая форма не нуждается ни в обвинениях, ни в защите.
Веселая болтовня, которая в приведенных выше методологических определениях литературного фельетона характеризуется как «буржуазный фельетон мещанского типа», как там ее ни называй — «фельетоном-мозаикой» или как-либо иначе, — нечего спорить, — нам не нужна! Методология советского фельетона — в тех традициях русских революционных демократов, о которых я, по мере способностей, старался сегодня напомнить.
Особая, большая тема — язык эстрадного фельетона… Необходимо подчеркнуть, что язык эстрадного фельетона никак не должен быть книжным. Он должен быть максимально приближенным к лексике обыкновенной человеческой речи.
Я очень боюсь гребешка людей, пытающихся «причесывать и прилизывать» речь фельетона. Безмерно боюсь «салонности», которую начали, к сожалению, слишком усердно культивировать. Эстрадное искусство упирается корнями в народные балаганы, и народные шуты из картинок Ровинского, на мой взгляд, ближе эстраде, чем изломанные декадентские Пьеро и Коломбины. Между тем — нечего греха таить — тянет некоторых товарищей из эстрадного руководства к этакой нарочитой «салонности», великосветскому «приличию», показной «элегантности» — всему тому, что так ненавидел Маяковский.
Я не противопоставляю грубость элегантности. Но где-то здесь надо быть чрезвычайно осторожным в дозировке. Хочу напомнить, что так называемый «салонный юморист» был отвратительным явлением даже на старой царской эстраде. И тип расшаркивающегося конферансье, «элегантно» приглашающего артиста на эстраду: «Прошу вас, Василий Васильевич — пожалуйста… Что прикажете объявить? С вашего позволения, сейчас будет исполнено…» и так далее, и так далее — мне по-прежнему глубоко противен. Давайте поспорим и об этом.
Как видите, круг вопросов, по которым можно и нужно спорить, весьма велик. А я не охватил и половины. Я лишь попытался наметить круг таких вопросов, за которыми мне лично чудится тот «курс эстрадного искусства», который необходимо создать в самое ближайшее время и отсутствие которого так больно чувствуется всеми работающими на эстраде.
Среди наших сегодняшних задач важнейшей по-прежнему считаю: нужна методология!
…Я закончу цитатой из того же Ивана Горбунова, которого, с великой честью для себя, считаю одним из своих «предков» по работе. Горбунов пишет: «В наше время артист — было звание почтенное и почетное, большим учением и трудом достигавшееся, а ныне — кто играет на гитаре «чижика», уже артистом именуется и концерты дает».
Вот на этих словах Ивана Горбунова, не требующих, по-моему, каких-либо комментариев, и разрешите закончить свое выступление.