"Иван Мележ. Дыхание грозы ("Полесская хроника" #2)" - читать интересную книгу автора

мгновение память смутила душу. Через минуту казалось, будто всего этого и
не было, будто все выдумано.
"Три года... четвертый уже..." - только и отметила про себя.
За далекой далью виделась теперь Ганне свободная, озорная молодость.
Все реже и реже воскрешала память картины, события милой давности. И не
было времени особенно углубляться в воспоминания, и не было желания: зачем
бередить, тревожить душу напрасно. Зачем цепляться за то, что навсегда
отошло, уплыло в вечность; когда надо было, собственной волей гнала
призраки милой, вольной порьь Сначала с трудом гнала, потом они и сами не
очень одолевали, будто уже боялись подступиться.
"Три года... четвертый уже..." Когда Глушакова телега выкатилась из
темной, залитой водой лесной дороги на зеленое открытое болото, Ганна
вдруг непроизвольно повела глазами: вон то место, где они ночевали в ту
ночь. Глянула и сразу же отвернулась, не смотрела больше туда, только
следила за дочуркой...


2


Когда Василь обгонял Глушаков, в нем появилось что-то нетерпеливое,
сильное и как бы мстительное. Пусть видят, пусть все видят, пусть она
глядит! - жило в нем, подгоняло его сильное, мстительное это чувство.
Обогнав, не защищаясь уже от ветвей, горделиво выпрямившись, он ощущал на
спине взгляды всех, кто сидел там, на возу, и среди низе особенно -
мстительно и по-юношески радостно - ее взгляд. И все время, когда уже
Глушаки скрылись за одним, за многими поворотами извилистой дороги,
чувствовал он эти взгляды.
Непрестанно подгоняя коня, резво выехал он на солнечную ширь луга, с
удовольствием отметил, что народу еще немного. "Не опоздал", - будто
похвалил свою хозяйственную расторопность. Телега бежала, у самого леса,
вдоль наделов; за несколькими безразличными для него наделами приблизился,
поплыл перед глазами странно небезразличный, словно свой, Чернушкин. "И
етих нет!" - привычно подумал он, не радуясь и не жалея; думая это, Василь
нетерпеливо шарил глазами по Чернушкиному наделу, неспокойно искал
чего-то. Когда увидел лужок недалеко от разросшегося куста в нем
затеплилось сладостное, доброе и словно бы завистливое: "Там!.. Там
было!.." Будто совсем недавнее, не пережитое еще, взволновало необычайное
настроение той незабываемой ночи, с которой началось тогда самое лучшее в
его жизни.
Почти сразу же в радость воспоминаний прокралось недоброе сожаление, и
Василь нахмурился: не столько вспомнил, сколько почувствовал: между той
ночью и этим днем - межа, которую уже не переступишь. Как бы поймав себя
на мысли неразумной, недостойной человека самостоятельного, спохватился,
упрекнул себя строго: нашел глядеть куда, чем соблазняться! Как жеребенок,
которому еще рано в оглобли!
Зрело, степенно приказал себе: "Было - сплыло! Дак, значит, что и не
было!."
С этим настроением он доехал до своего надела, остановил коня, соскочил
с воза, твердым, хозяйским тоном приказал всем - матери, Мане, Володьке -