"Иван Мележ. Дыхание грозы ("Полесская хроника" #2)" - читать интересную книгу автора

так, наверно, лучше будет.
- Ну, может, ехать можно? - не сдержал своего недовольства старик.
Она будто не услышала. С ласковой улыбкой, что не сходила с глаз, с
губ, как-то непонимающе глянула, впервые заметила: утро какое веселое!
Ночью был дождь, долгий, казалось, бесконечный, а утро - аж сияет. Только
и осталось от ночного дождя: веселые канавки под застрехами да лужи
посреди улицы.
С той же тихой ласковостью, все время видя и чувствуя малышку, как бы
только по привычке смотрела на улицу, на дворы, на людей: все собирались
на болото. Вон Зайчик, окруженный суетливым сборищем своих старших,
запрягает беднягу сивого, вот Сорока с сыном: мальчик дробноватый, однако
уже в силе, помощник, несет из хаты барило, вот Андрей Рудой с женой...
Двор за двором проходили перед глазами, Ганна тихо покачивалась на телеге,
смотрела на все сквозь туман нежности. Только когда подъехали к концу
улииы, почувствовала беспокойство, отвернулась от хат, наклонилась над
дочкой. Но и не глядя странно чувствовала, как приближается он, Василев
двор, Василь; не подымая глаз, поняла, что двор уже рядом, увидела, что
ворота открывают, что открывает их Володька; что Василь сам идет за чем-то
к повети; что Маня его что-то улаживает на возу.
Ничего особенного не подумала, только и мелькнуло в мыслях, что вот-вот
тоже выедут; однако все же возникло какое-то беспокойство С этой
обеспокоенностью смотрела и на прежний свой двор, где отец запрягал коня,
а мачеха кормила поросят, и на полоски зеленого жита, и на ряды первых
ростков картошки.
У черного креста Глушак, а с ним и старуха и все, кто сидел на возу,
перекрестились. Ганна перекрестила и себя и дочку, которая спокойно,
сладко спала в своей постельке.
Ганна так рада была этому сну, что только и беспокоилась, как бы не
разбудил ее какой-нибудь толчок; когда дорога становилась неровной, брала
люльку на руки и держала, пока колеса снова не начинали катиться мягко...
За свободным простором поля воз вошел в тесный, поутреннему хмурый и
сырой сосняк, стали нападать со всех сторон, одолевать комары. Ганна и тут
пожалела закутывать маленькой родное, нежное личико: все время над личиком
заботливо махала ладонью. Уже когда из сосняка съезжали в мокрые, с
лужами, колеи в чащобах ольшаника, услышала, что сзади кто-то нагоняет.
Потом увидела поблизости Василёва коня, самого его. Выбрав удобное место,
он стеганул коня, заслоняя одной рукой голову от ветвей, быстро обогнал их
и скрылся за поворотом дороги. В это мгновение ей вдруг вспомнилось, как
где-то здесь он обгонял когда-то ее с отцом; где-то здесь порвалась у него
тогда супонь, несчастный, покрасневший, он связывал ее заново. "Теперь не
порвется, - промелькнуло в Ганниной голове - Теперь у него не такие
супони. Хозяин". Почему-то вспомнилось, что слышала про него и жену:
"Говорят, не очень он доволен Маней своей..." Вспомнилось без сочувствия,
словно с какой-то радостью...
Разбуженная память вмиг воскресила почти, казалось, забытое: как вместе
разводили костер, онемевшие от первого ощущения взаимности, от близости;
не только в памяти, а и в сердце ожило, как легко, радостно было смотреть,
что он медлит, не отваживается лечь рядом. Странно было, как четко
помнилось все, до самых мельчайших подробностей.
Помнилось все; но, вспыхнув на миг, все сразу же и погасло: лишь на