"Н.А.Мельгунов. Кто же он? (Повесть) (ужастик)" - читать интересную книгу автора

незабвенного, еще раз поцеловала его, и ее рука, казалось,
не хотела разлучиться с священным для нее предметом.
Наконец, по внутреннем борении, она тихо опустила портрет
в верный ящик, примолвив трепещущим голосом: "Теперь я
спокойна. О, бедный друг мой! Ты лишь там узнал, как
горячо я люблю тебя... Но нет нужды: клянусь быть твоею и
на земле и в небе, твоею навеки".
Тут она взяла черную ленту, лежавшую на ее туалете, и
вплела ее в свою косу. "Пусть эта лента, - сказала она, -
будет свидетелем моей горести. Я оденусь просто - так и
быть, надену белое платье: горесть в сердце, да и прилично
ли ее обнаруживать? Однако к головному убору не мешает и
отделку того же цвета. "Фи, черное! Вся в черном"- скажут
наши. Но чем же другим почту я память супруга?"
Произнеся это слово, Глафира затрепетала. "Супруга? -
повторила она, - итак, вся жизнь моя осуждена на
одиночество? "Там соединишься с ним", - говорит мое
сердце. Но когда? Что, если я проживу долее бабушки?"
При этой мысли невольная улыбка появилась на устах
прелестной девушки, и сие сочетание глубокой грусти с
мимолетной веселостию придало лицу ее еще более прелести.
- Что поминаешь ты свою бабушку? - спросила у Глафиры ее
мать, вошедшая тихо в комнату.
Та вздрогнула. Она сидела в то время пред туалетом, и
голова ее матери мелькнула в зеркале. Ей мнилось, что это
тень ее прародительницы. Однако она скоро опомнилась и
отвечала:
- Ничего, маменька. Я говорила теперь: что, если проживу
так долго, как бабушка? Я не желала бы этого.
- Бог с тобой! Отчего так?
- Что за удовольствие быть и себе и другим в тягость?
- Кто же тебе сказал это, душа моя? Есть ли что
почтеннее преклонного человека и приятнее той минусы,
когда бываешь окружен детьми и внучатами, в которых
видишь свою надежду и которые напоминают тебе о соб
ственной твоей молодости?
- Но для этого надо иметь детей и внучат, - сказала
простодушно Глафира.
- Разумеется: человек создан Богом, чтоб иметь их.
Глафира потупила глаза и не отвечала. Простые слова матери
уязвили ее в самое сердце.
"Я поклялась принадлежать ему одному и в здешней жизни и
в будущей, - подумала она, - мне не иметь ни детей, ни
внуков!" Тут она глубоко вздохнула.
- Что с тобою, сердечный мой друг? - спросила Линдина
нежным голосом матери. - Бог послал мне добрую дочь, не
думаешь ли, что пора бы иметь мне и добрых внучат?
- Нет, маменька.
- Полно скрывать, плутовочка; неужели я не приобрела еще
твоей доверенности? Открой мне душу, назови мне своего