"Н.А.Мельгунов. Кто же он? (Повесть) (ужастик)" - читать интересную книгу автора

собою публику!
Тут с досады бросал он тетрадь свою об пол, мерил шагами
залу и с шумом гонял от себя всех, кто ни попадался ему на
глаза.
В таких-то упражнениях Петр Андреич провел утро перед
главной репетицией.
Посмотрим, чем занималась между тем Глафира в своей
комнате. Роль свою она знала твердо, но тем не менее,
выходя в первый раз перед многочисленной публикой, она
робела при одной мысли, что оробеет. Напрасно уверяла
себя, что снисходительные зрители постараются не заметить
ее ошибок и самые недостатки будут превозносить с
похвалою. Но эта притворная снисходительность, эти даровые
рукоплескания - плата за угощение - еще более смутят ее -
так она думала. Иной, под личиной снисходительности и
даже, если хотите, энтузиазма, скрывает в таких случаях
едкую насмешку, и тогда как губы его произносят лесть, на
уме шевелится эпиграмма. Кому случалось быть в положении
Глафиры, тот помнит, что самоучке-актеру самая похвала
может казаться обидою.
И добро бы Глафира вступала на сие новое поприще по
собственному желанию. Что же, если она это делала лишь в
угодность отцу, из послушания, если в то время, как должна
была казаться веселою или, по крайней мере, равнодушною,
червь горести точил грудь ее? А притворство было
неизвестным для нее искусством. Как дорого заплатила бы
она, чтобы вместо безжизненной московской девушки, какова
Софья, представлять на этот раз Офелию! Тогда бы она умела
придать силу и истину каждому слову, каждому звуку,
выходящему из уст ее;
тогда бы на просторе разыгралось ее бедное сердце: она
дала бы волю своему угнетенному чувству! А теперь, кто
разделит с нею это чувство, кто поймет ее?
Долго предавалась Глафира сим мыслям. Вдруг страшное
воспоминание мелькнуло в ее памяти. Между тем как она
готовится на праздник, на веселье, милый друг ее, тому
ровно год, испускал дух, помышляя о ней! Так, ровно год,
как он умер, и с ним умерли все ее надежды!
- Прочь, - воскликнула она с воплем отчаяния, - прочь
это белое платье, эти розы, эти бриллианты: не хочу я их.
Ох, я, бедная!
При сих словах она бросилась на постель, закрыла лицо
руками и горько, горько заплакала. К ее счастию, никого не
было в комнате, и она могла дать волю слезам своим.
Нарыдавшись вдоволь, она встала, утерла платком глаза и
подошла к туалету. В потаенном ящичке скрыт был портрет ее
возлюбленного, снятый с него перед кончиной. Оглядываясь,
вынула она из ящичка сие драгоценное изображение, с
благоговением приложилась к нему устами и долго не могла
оторвать их от оного, потом посмотрела с умилением на