"С.П.Мельгунов. Золотой немецкий ключ большевиков " - читать интересную книгу автора

Когда Кускова первая заимствовала из изданного в 25-м году дневника
Колонтая "сенсационные разоблачения о намерениях германских соц. - дем.
использовать русских революционеров для активной пропаганды в России и
напечатала статью "Человеческий документ" в "Последних Новостях", б.
депутат Госуд. Думы Чхенкели выступил с резким опровержением: "нужно ли
особенно настаивать на том, что г-жа Коллонтай фантазирует, извращает или
просто клевещет" - писал автор письма в редакцию "Посл. Нов." "Намек на то,
будто немецкие соц. - демократы помогли "русским социалистам" отправиться в
Россию для цели устраивания там "восстания в тылу армии - вздор, не
заслуживающий даже презрения. Чхенкели, опубликовавший еще в 1914 г. в
"Современном Мире" воспоминания о Германии в первые недели войны, считал
своим долгом подчеркнуть, моральную помощь немецкой социал-демократии и в
отношении Гере н Фукса решительно отрицал приписываемые им Колонтай "низкие
мотивы".
Конечно, все мемуаристы и неточны в изложении фактов и субъективны в
их освещении. Но восприятия Колонтай как будто бы вполне; соответствуют
тому, что было уже рассказано, и тому, что предстоит еще изложить впереди.
Возможно, что такими посредниками, как тот же Фукс, могли руководить и
мотивы гуманитарные и желание поскорее освободиться от беспокойных русских
товарищей. По существу это мало изменяет дело. Психологически понятно
импульсивное позднейшее раздражение Чхенкели. Колонтай сама в воспоминаниях
облекается в принципиальную тогу, а меньшевика Чхенкели заставляет занимать
уступчивую позицию в отношении к "гнусному плану" германского верховного
командования. Но "принципы" переместятся в иную плоскость, если принять во
внимание, как Колонтай характеризует тогдашнюю позицию Чхенкели - он
понимал, по ее словам, свою "общественную" работу в Росси в "смысле
обслуживания войны". В таких условиях для сознания довольно безразличны
были те внутренние мотивы, которые толкали подлежащие немецкие "учреждения"
на те или иные шаги в отношении русских, захваченных войной в Германии...
Но зато как характерна та исключительная принципиальность та пуританская
щепетильность, которую на словах проявляют люди "без отечества" - правда,
больше в воспоминаниях. Чхенкели утверждал, например, что Колонтай вовсе не
представляла собой в Германии такой "фатерландлос", какой она рисуется
перед "московскими диктаторами" в дневнике, изданном в 1926 году.
Эта поздняя "принципиальность" красной нитью подчеркнуто проходит
через всю мемуарную литературу последовательных
интернационалистов-пораженцев и производит впечатление откровенной фальши.
Такую же искусственную наигранность мы найдем в воспоминаниях Анжелики
Балабановой ("Из личных воспоминаний циммервальдца"). Она с большой
аффектацией и негодованием отвергает сделанное ей швейцарским соц. - дем.
Грейлихом предложение, которое являлось как бы второй стадией осуществления
всё того же "гнусного плана". Инцидент, о котором рассказывает Балабанова,
не имел прямого отношения к России, ибо она в начале войны представляла
"итальянскую партию". По ея словам, Грейлих от имени своего приятеля
химика, собственника пивовареннаго завода в Италии, истинного друга мира,
симпатизировавшего циммервальдцам, предлагал оказать помощь и дать
"миллиончик франков" для партии. Не сродни ли был итальянский химик и
пивовар Парвусу, который находился в тесном контакте со швейцарским
депутатом? С "возмущением" и "злобой" Балабанова ответила, что за такие
услуги с лестницы спускают: "если бы не только вопрос о войне и мире, но и