"Агоп Мелконян. Память о мире" - читать интересную книгу автора

учился, у меня была жена, но она ушла. Любая женщина рано или поздно
уходит, хотя большинство до конца остаются где-то рядом.
Почти минуту она собиралась с силами и только потом снова заговорила:
- Я думала о нем до самого вечера. Вот дура-то, правда? Решила ему
написать, но испугалась белого листа, написанные слова становятся
страшными. Дождалась темноты и, как воровка, пробралась к нему в дом.
Близилась полночь, когда учитель обычно смотрел на звезды. На мне была
ночная рубашка и домашние туфли, я вся дрожала - от холода?
Ужасно скрипели ступеньки, старые деревянные ступеньки, стертые его
ногами. Я боялась, как бы не проснулась хозяйка. Не знаю, зачем я шла, но
дрожь меня била, наверное, не только из-за ночной прохлады.
Ясным, будто только что вытертым от пыли, было небо. В первый раз я
изведала чувства, делавшие меня женщиной... Поцелуй Бориса не в счет. Я
решила не стучать, а сразу от двери подойти к нему. Время ли всему виною
или одиночество - не знаю. Страшновато я, должно быть, выглядела в темноте
его мансарды в своей белой ночной рубашке. Летучих мышей и призраков я и
сама боялась.
Безмолвно вошла, увидела его, склонившегося к окуляру телескопа.
Силуэт четко вырисовывался на фоне светлого квадрата чердачного
оконца.
Я приблизилась и поцеловала его в лоб, и лоб этот оказался совершенно
ледяным. Он отправился к своим звездам. Навсегда.
Время утекло сквозь его пальцы.
Уронив голову на костлявое колено, я заплакала. И сидела, и плакала, и
прощалась; целовала тонкие пальцы, сухие жилы на шее, горькие от дыма губы.
Время, дети мои, это непостижимая жестокость. Я осталась с ним почти до
рассвета. Я опоздала? Или он поспешил? Ведь я-то шла к нему, как невеста...
Не надо мне было об этом рассказывать. Разве тебе интересно? Тебе этого не
понять.
Вдруг Мария резко встает и уходит, а мне хотелось еще и еще слушать ее
голос, в котором были и журчание, и белизна,и ветер.
Разве может быть в голосе журчание и белизна? Я запутался в
собственном воображении. Я видел воочию всё, о чем она рассказывала,
превращал ее слова в живые картины со звуком и запахом; этих картин можно
коснуться, при желании в них можно даже войти. Те-то утверждают, что
внутреннее зрение вложено в меня изначально. Может быть, но значит, до сих
пор оно дремало, а вот Мария его разбудила, заставила действовать - ведь
то, о чем она рассказывала, было красиво...
Красота? До появления Марии - всего лишь мертвое слово, после нее -
неясное ощущение. Ян считает, что мне никогда не понять красоту, потому что
я не человек. А я и не желаю быть человеком! Да я ничуть не менее...
Вот тут я всегда останавливаюсь: что "ничуть не менее"? У них нет даже
слова, которое меня определило бы! Для совершенства в словаре есть
одинединственный набор букв: Ч-Е-Л-О-В-ЕК. А тот, кто человеком не
является?
Тот застрял куда ниже, утверждают они, на самых первых ступеньках. А
если этот "тот" не там?
Так я сам запутываюсь в собственных мыслях: человеком я быть не хочу,
потому что я не человек, а кем хочу быть, я и сам не знаю. Мне хватило бы и
равенства с ними. И пусть они найдут слово, чтобы меня определить.