"Павел Иванович Мельников-Печерский. Бабушкины россказни " - читать интересную книгу автора

не в ту сторону гнула - все это, говорит, татарское рабство... Вон куда
метнула!.. Беспримерно как дурила?..
Да пущай бы еще у себя дома, в четырех стенах такую чепуху городила -
так нет, все, бывало, норовит при людях дичь нести. Не разбирая никого, так,
бывало, и режет: и на куртагах, и у Локателлия, [Локателли прежде
балетмейстер был, а потом содержатель дома для балов и маскарадов] и на
банкетах... И горюшка ей мало, хоть сам князь Григорий Григорьич тут сидит.
Да что Григорий Григорьич! Он и сам подчас любил так же поговорить, как и
Настенька - за подлый народ всегда заступу держал... А другие-то, другие-то!
Люди почтенные, сановники - обижались ведь!.. А петиметры, заразившись
Настенькиной красотой, бегут, бывало, к ней, ровно овцы к соли, а она и
почнет им свои рацеи распевать, а те слушают, развеся уши-то, да еще
поддакивают... Иной, в угоду Настеньке, и сам где-нибудь на стороне такую же
чепуху почнет городить... Всю молодежь девка перепортила - такая зловредная
стала... И посты и все отбросила... Раз посоветовала ей на кофею судьбу
узнать - и кофею не верит, mon petit... Вот что значат философские-то
книги!.. Ты их не читай, Андрюша!..
Потом на воспитанниц накинулась. Что они ей сделали - до сих пор ума
приложить не могу. В стары годы, дружок, во всяком почти шляхетском доме,
мало-мальски достаточном, воспитанниц держали. Особливо охочи были до них
бездетные барыни да старые девки. В Питере еще не так, а на Москве так счету
этим воспитанницам не было. Набирали нищих девчонок в подьяческом ранге либо
у шляхетства мелкопоместного. Которая барыня штуки две держит, которая
пяток, а очень знатная - и десяток либо полтора. Учат девчонок, воспитывают
себе на утеху, а им на счастье...
А старые девки да барыни бывали охочи до воспитанниц для того, что с
ними в доме людней и от того веселее. К старью-то петиметры не больно охотно
ездили: с праздничной визитой, аль в именины поздравить, да на званый обед,
а запросто никто ни ногой... А привыкши смолоду в большом свете с аматерами
возиться, старушкам-то и скучненько... Вот они для приманки щегольков
молодых-то девок, бывало, и держат... Коли воспитанницы из себя пригожи,
отбою от петиметров лет - так и льнут, как мухи к меду... А старушке-то
весело: глядит на молодежь да свою молодость и вспоминает...
Настенька и супротив этого во всю ивановскую кричать зачала: это,
говорит, рабство, это, говорит, татарское иго, разврат, говорит, один, а не
доброе дело. Воспитанниц, говорит, к себе набирать - все едино, что вольных
людей в холопство закреплять... Так при всех этими самыми словами, бывало, и
ляпнет... И уж как на нее старые-то злились. Брякнет, бывало, Настенька
такое слово где-нибудь в большом societe, а старые девки, сидя в углу либо
за картами, таково злобно на нее взглянут да и за табачок. И промывали ж они
ей косточки: каких сплеток ни выдумывали, чего про Настеньку ни
рассказывали - да все ведь норовили, чтоб как-нибудь доброе имя ее
опорочить... Злы ведь старые-то девки бывают, голубчик мой!..
Станешь, бывало, говорить Настеньке:
- Помилуй, мать моя, что это ты себе в голову посадила? Как же это
возможно сказать, что воспитанниц нехорошо в знатном доме держать? Сироту
сам бог призреть повелел...
А она:
- Хорошо, говорит, призрение!.. Нечего сказать!.. Наберут бедных
девочек да тиранят их век свой.