"Герман Мелвилл. Энкантадас или очарованные острова" - читать интересную книгу автора

силилась во что бы то ни стало проложить себе путь, ставший для нее
невозможным. То, что черепахи являются жертвами искупительного,
злоумышленного, а может быть, и чисто дьявольского колдовства, чаще всего
выражается в их одержимом стремлении слепо выполнять самую бесполезную
работу. Мне приходилось видеть, как они во время своих путешествий
героически таранили попавшиеся на пути скалы - подолгу упирались в них,
пытаясь сдвинуть с места, пыжились, тужились, пыхтели и ни за что не хотели
изменять избранного направления. Думается, эта тяжелая потребность
действовать прямолинейно в хитросплетениях нашего мира и есть их главное
проклятие.
Черепахи, не остановленные препонами, подобными той, что задержали их
приятельницу, попросту натыкались на незначительные помехи - ведра, блоки,
свободные концы такелажа, свернутые в бухты, и, преодолевая эти препятствия,
время от времени шлепались о палубу с ужасающим грохотом. Прислушиваясь к
толчкам и сотрясениям, я размышлял о том логове, из которого они появились.
Я думал об островах, изборожденных отливающими металлом разломами и
провалами, затерявшимися в бездонном сердце ущелистых гор и на многие мили
покрытыми непроходимыми чащами. Затем моему воображению начали рисоваться
три черных, как кузнецы, упрямых чудовища, которые веками корчились в этом
царстве теней, влачась так медленно и натужно, что не только грибы-поганки и
прочая губчатая растительность успевала взойти под ними, но и спины их
покрывались мхом, словно налетом сажи. С ними я затерялся в этом
вулканическом лабиринте, проламывая дорогу сквозь чащу подгнивших сучьев,
пока наконец уже во сне не увидел себя сидящим по-турецки на горбу самой
крупной черепахи. Напротив меня восседали два брамина, и, вместе взятые,
своими лбами мы образовывали треножник, на котором покоился вселенский свод.
Таково было кошмарное видение, порожденное первым впечатлением от
встречи с обитателями Очарованных островов. Но, как это ни странно, на
следующий день вечером я преспокойно сидел в кругу своих товарищей за
веселой трапезой, наслаждаясь бифштексами и жарким из черепах. После ужина в
ход пошли ножи - я помог превратить мощные панцири в три затейливо вогнутые
суповые миски и тщательно полировал плоские желтоватые днища, из которых
получились великолепные подносы.


НАБРОСОК ТРЕТИЙ

Зовется среди них скалой Дурной Упрек.
Ужасно здесь - сам дьявол заскучает.
Из рыб и птиц никто в то место не ходок -
Там только вопль гагар и грубый покрик чаек,
Да кармаран родню пернатых привечает.
Они кричат, присев на жуткий тот утес.

И вторит им прибой, чей голос ветр принес,
И бьется о массив незыблемой скалы,
И волны вверх летят, как капли слез,
И мрачные слова угроз несут валы.
И лодочник тогда легонько подгребает
И той мелодии немыслимой внимает.