"Герман Мелвилл. Я и мой камин" - читать интересную книгу автора

планировка которого явно подчинена надобностям камина, а не моим: занимая
бГiльшую часть дома, он предоставляет мне ютиться в углах.
Тем не менее и мне, и камину необходимо объясниться, и так как оба мы
расположены к полноте, объяснения наши займут предостаточно места.
В жилищах, состоящих из двух половин, где холл находится посередине,
очаги обычно встроены в противоположные стороны дома; и когда один из членов
семейства греется у огня, пылающего в камине северной стены, другой тем
временем - быть может, его родной брат - подставляет озябшие ноги поближе к
пламени очага, встроенного в южную стену, и оба сидят друг к другу спиной.
Хорошо ли это? Давайте спросим всякого, кем владеет истинное братское
чувство: не усмотрит ли он в этом неприветливости? Возможно, впрочем, что
подобное устройство каминов зародилось в голове архитектора, слишком уж
раздраженного семейными сварами.
Далее, почти у всякого нынешнего очага имеется свой особый дымоход,
оканчивающийся отдельной трубой на крыше. По крайней мере, именно такое
устройство считается предпочтительным. Но не признак ли это эгоистической
разобщенности? К тому же все эти многочисленные дымоходы вовсе не обладают
независимой кирпичной кладкой и не объединяются в некую федерацию под эгидой
мощной вытяжной трубы, расположенной в самой середине дома; напротив, каждый
из дымоходов неприметным образом проведен внутри стен, так что в них, куда
ни ткни, таятся предательские пустоты, угрожающие крепости всего здания.
Разумеется, основная причина описанного устройства каминов заключается в
стремлении к возможно большей экономии пространства. В городах, где участки
продаются на дюймы, недостает простора, чтобы сооружать камины,
руководствуясь великодушной щедростью, и поэтому, точно так же, как
сухопарые люди обыкновенно отличаются высоким ростом, городские дома,
которым некуда раздаться вширь, возмещают свою стесненность тем, что растут
в высоту. Это справедливо даже по отношению к самым изысканным жилищам,
возведенным самыми утонченными джентльменами. Однако же, когда некий
джентльмен с изысканнейшим вкусом, а именно Людовик Великий, король
Франции,[5] задумал построить дворец для своего друга, мадам де Ментенон,[6]
он выстроил его двухэтажным - по сути дела, в деревенском стиле. Но при всем
том с каким необычайным размахом простирается на целые акры в ширину этот
четырехугольный дворец, и по сей день блистающий в Версальском саду
великолепием лангедокского[7] мрамора! Купить квадратный фут земли и
водрузить на нем шест с фригийским колпаком[8] может всякий, но только
король может отвести необозримый надел для Большого Трианона.[9]
Сейчас времена не те: к тому, что раньше диктовалось необходимостью,
ныне подстрекает тщеславие. В городах вовсю состязаются, чей дом окажется
выше. Если у одного жителя дом в четыре этажа, а сосед поселяется рядом в
отстроенном для себя пятиэтажном доме, то старожил, лишь бы на него не
смотрели свысока, немедля посылает за архитектором и насаживает на свой
четвертый этаж еще пятый и шестой. И до тех пор не знать ему покоя, пока в
сумерках он тайком не пройдется по противоположной стороне улицы единственно
для того, чтобы убедиться, как его шестой этаж высится над пятым,
принадлежащим соседу: вот тогда только, вполне удовлетворенный, отправится
он на отдых с легким сердцем.
Таким людям, мне думается, лучше всего селиться по соседству с горными
пиками: это избавило бы их от ревнивого стремления стать выше других.
Учитывая, однако, что мой собственный дом весьма обширен, хотя и отнюдь