"Д.С.Мережковский. Было и будет. Дневник 1910 - 1914 " - читать интересную книгу авторавсякий выдающийся пост внушали ему непреодолимое отвращение".
Но это только внешность. По мере того как вглядываешься, светская шелуха спадает и ядро обнажается - глубокая душа человеческая. Рядом с Толстым это не маленький человек рядом с великим, а равный с равным. Иногда, как будто вспомнив, с кем имеет дело, она принижается, но тотчас же опять подымает голову, и они опять равны. Кто-то сказал: все люди необыкновенны. Если это так, то разница между великими и малыми только в том, что у тех величие явное, у этих - тайное; а в последнем счете все человеческие души равны, потому что все бесконечны. "Мы стоим на противоположных полюсах; это мне очень тяжело, но сердце рвется к вам более чем когда-либо", - пишет она. Два полюса - две России. Эта полувековая переписка - полувековой спор двух Россий, прошлой и будущей. Несмотря на расхождения вечные, вечно сходятся, тянутся друг к другу, как полюс к полюсу. "Убежденная православная с молодых лет до глубокой старости, Александра Андреевна силилась переделать его на свой лад, ужасалась его взглядам, в минуты отчаяния уничтожала его письма, готова была топтать его сочинения, но любила его", - говорит издатель писем. Да, любила и ненавидела вместе. А он ее только любил. "Мне с вами веселей идти, как легче идти через перекладину, когда знаешь, что есть рука, за которую можно ухватиться... Одного я бы желал - более чувствовать, что моя протянутая рука вам так же нужна, как мне - ваша". Над какою пропастью их руки протянуты, оба знают - и все-таки не разделяют их. Она старается быть сдержанной, но то и дело "взлетает на воздух, как ящик с порохом". слышу бред сумасшедшего... Наконец, когда он взглянул на меня вопросительно, я сказала ему: - Мне нечего вам ответить; скажу только одно, что, пока вы говорили, я видела вас во власти кого-то, кто и теперь еще стоит за вашим стулом. Он живо обернулся. - Кто это? - почти вскрикнул он. - Сам Люцифер,[9] воплощение гордости, - отвечала я. Он вскочил со своего места, пораженный". Изгонять из него беса готов был и Достоевский, заклинатель "бесов". Она показала ему однажды письма Л. Н. "Вижу еще теперь перед собой Достоевского, как он хватался за голову и отчаянным голосом повторял: "Не то! Не то!"" Бесконечное отталкивание - и притяжение бесконечное. "Не станем разъединяться ничем, - пишет она после отчаянной ссоры. - Вы мне так близки, так близки, что и сказать не могу... Я на ваш счет спокойна. Начатое Божие дело в вашей душе непременно довершится. Теперь поднято только одно покрывало; затем будут подниматься, одно за другим, новые... и так до конца жизни - от силы к силе и от света к свету". "Могу себе представить, какой истинной, а не словесной только любовью горело его сердце в то незабвенное, страшное время!" - вспоминает она 1891 год, когда Л. Н. помогал голодающим с опасностью для собственной жизни: спутник его Раевский заразился тифом и умер на руках его. Сколько бы тогда ни уверяли ее, что это "не то, не то", - она знала, что это то самое. Однажды, после долгой разлуки, приехала в Ясную Поляну, чтобы повидать Л. Н. "Семья была в сборе, исключая хозяина, который еще не возвращался с |
|
|