"Д.С.Мережковский. Было и будет. Дневник 1910 - 1914 " - читать интересную книгу автора

полевой работы. Наконец, вот и он, в белой чистой холщовой рубахе,
перетянутой ремнем, и с длинной полуседой бородой. Завидевши его, я
всплеснула руками:
- Господи! Отец Серафим!" "...·
И вдруг опять: "Не то! Не то!" Опять "взлетает на воздух, как мешок с
порохом".
"Не сам ли злой дух, древний змий положил в сердце его отрицание?.. Он
дошел до величайшего, страшнейшего отрицания в мире, до отрицания
божественности Христа".
"Страшно было видеть, как вы дерзновенной рукой вычеркивали из
Евангелия все то, что не сходилось с настоящим складом вашего ума...
Чудилось мне тут что-то недоброе... Мне кажется, вы вдаетесь в то уже
известное учение, которое отрицает Бога-человека и признает человека-Бога".
Это - известное учение Ивана Карамазова. Письмо - от 1880 года, когда
происходило сближение ее с Достоевским и когда он писал "Карамазовых". Не он
ли и шептал ей эту мысль о "человекобоге", "антихристе"? То, что тогда
сказано шепотом, потом возвещено с кровель: Толстой - "слуга антихристов".
Во время голода 1891 года "нашлись люди, которые выдавали его за
антихриста", сообщает Александра Андреевна с негодованием, забывая, что и
сама она была не очень далека от этих людей. Может быть, и Достоевский
согласился бы, что это люди неглупые.
Так годы за годами спорят они, оскорбляют друг друга, ранят, мучают.
Разойтись бы, оставить друг друга в покое; но вот и разойтись не могут:
чем-то связаны, для чего-то нужны друг другу. Для чего он ей нужен - легко
понять: для обращения, для спасения души погибающей; но для чего она ему -
понять труднее. Ясно одно - что он ее любит больше, чем она его.
"Зачем разногласие? Не в одного Бога веруем, но под одним Богом
ходим... Идите по вашему пути. Все идущие к одной цели сойдутся в ней".
Он ее вместил, принял, полюбил до конца; она его не вмещает, так же как
вся Россия прошлая. Кто больше любит, тот побеждает: он любит больше - он
победил, и в этой победе - победа России будущей над прошлою.
Слова разделяют их, молчанья соединяют. Думают разное, может быть, и
верят в разное - любят одно. Он всегда это знает, она только мгновениями.
"Сам того не сознавая, он глубоко любит Спасителя и, конечно, чувствует в
нем нe обыкновенного человека", - решает она в одно из таких мгновений.
Но если чувствует, то почему же не скажет? Потому что "сказать свою
веру нельзя", отвечает он так ясно, как только можно ответить словами.
В вере сказать - значит сделать, и лучше уж совсем не говорить, чем
говорить, не делая. "...· Вся Россия прошлая сказала и не сделала; может
быть, Россия будущая, не говоря, сделает?
Тут стыдливейшая тайна, глубочайшая антиномичность, противоречивость
религиозного опыта. Один сказал: пойду - и не пошел; другой сказал: не
пойду - и пошел. Кажущееся отрицание - действительное утверждение; кажущееся
утверждение - действительное отрицание. Тут крайности сходятся: ледяное
жжет, как огненное, - ледяное нет, как огненное да. Тут новое ко Христу
подхождение, как бы обратное, как может быть вообще Второе Пришествие
обратно Первому: тогда все шло от Него, теперь все к Нему идет.
"Удивительная вещь! Несмотря на все ваше желание быть доброй, и
особенно ко мне, - против вашей воли прорывается непрестанная ненависть...
Я, по своей дурной, ложной, дьявольской вере, ничего, кроме доброго и