"Жеральд Мессадье. Цветок Америки ("Жанна де л'Эстуаль" #3)" - читать интересную книгу автора

Софи-Маргерит, помня о хороших отношениях Жанны с графом и графиней
Гольхейм, зная моральный авторитет свекрови и страшась заключения в
монастырь, в конечном счете, взялась за ум или сделала вид. Жанна,
установившая за ней слежку, узнала, что она встречается теперь только с
Монзанктом, которого тайком навещает дважды в неделю.
Уже хорошо. Свинью, привыкшую валяться в грязи, не перевоспитаешь.
Главное - прекратить скандал.
Чтобы восстановить пошатнувшуюся репутацию семьи, Жанна сделала щедрое
пожертвование в пятнадцать экю на строительство часовни Трех колосков в
Нидерморшвире. Дело в том, что в прошлом году кузнец Дитрих Шере,
отправившись на рынок лесной тропой, проходил мимо Дуба Мертвеца - дерево
назвали так, потому что около него погиб один крестьянин. К стволу была
прибита иконка, и Шере, согласно обычаю, остановился произнести молитву за
упокой души несчастного. Он уже собирался продолжить свой путь, как вдруг
лес внезапно осветился. Дама в белом одеянии - некто иная, как Богородица -
подошла к нему, держа три колоска в правой руке и кусок льда в левой.
Ледышка, как объяснила она Шере, воплощает беды, которые обрушатся на всех
местных нечестивцев, а колоски - благодеяния, коими будут вознаграждены gute
Seelen, набожные и добрые души. Под конец она велела кузнецу распространить
эту весть в деревне.
Но Шере испугался, что крестьяне станут насмехаться над ним. Когда же
он наклонился, чтобы поднять свой мешок с зерном, тот словно прирос к земле.
И тогда кузнец решился рассказать о своем видении на рынке, следствием чего
и стало строительство часовни.

Между тем двадцать пятого марта, иными словами - за шесть дней до конца
1492 года,[3] случилось происшествие, чрезвычайно взволновавшее Франсуа.
В мастерскую явились двое богато одетых людей - португальцы - и
осведомились, нет ли у него большой карты мира, с которой просил сделать
гравюру некий итальянец по имени Паоло дель Поццо Тосканелли. Франсуа не
задумываясь ответил отрицательно, но двое посетителей ему явно не поверили,
и вид у них был крайне разочарованный. На ломаном французском они объяснили,
что готовы щедро заплатить за эту карту. Тут Франсуа вспомнил, что знает это
имя, поскольку его сын Жак Адальберт упомянул Тосканелли во время разговора
в Гольхейме о неизвестных землях за Геркулесовыми столбами. Но, хоть его и
разбирало любопытство, он постарался ничем этого не показать.
- Почему же вы не спросите самого Тосканелли? - осведомился он.
Посетители окинули его взглядом, в котором угадывалась ирония,
возможно, даже презрение - он так и не сумел понять. Как бы там ни было,
двое незнакомцев не сводили с него глаз, словно пытаясь что-то выведать. Он
не привык к подобному обращению и рассердился.
- Тосканелли умер, - сказал, наконец, один из португальцев.
- Как же вы узнали, что он будто бы доверил эту карту мне?
- Об этом сообщил нам его сын. Тосканелли просил вручить ее вам, чтобы
вы сделали с нее гравюру и напечатали.
Они по-прежнему не сводили с него испытующего взгляда.
- Так оно и было, но только в Генуе, - объяснил Франсуа. - Потом он
передумал и забрал карту. Мы ее так и не напечатали.
Один из посетителей хитро усмехнулся.
- Сказанное вами одновременно верно и неверно, мессир, - возразил он. -