"Георгий Васильевич Метельский.?Доленго (Повесть о Сигизмунде Сераковском) " - читать интересную книгу автора

Два брата матери - пани Фортунат - тоже с оружием в руках защищали свободу
Польши в 1831 году. Один из них был ранен в руку, и маленький Сераковский
не уставал слушать его рассказы о том сражении...
Легкий шум у двери вернул Сераковского к действительности. В кабинет
вошел адъютант Дубельта.
- Ваше превосходительство, прибыл Булгарин. Сказать, чтобы обождал?
- Нет, зачем же? Проси!.. Надеюсь, мой юный друг не будет в
претензии, если придется прервать наш разговор. Впрочем... - по лицу
Дубельта пробежала легкая усмешка.
Так вот он какой, редактор <Северной пчелы>, едва ли не самой
популярной и самой цареугодной газеты в России. Сераковский с любопытством
рассматривал вошедшего в кабинет широкоплечего, тучного, толстоногого
человека с оттопыренной нижней губой и хитрыми большими глазами, которые
виновато и в то же время подобострастно глядели на Дубельта.
- Здравствуйте, Леонтий Васильевич! Явился, как вы изволили
приказать. Не ведаю только зачем, - сказал Булгарин заискивающе.
Дубельт не ответил на приветствие. Он медленно поднялся с кресла и,
опершись обеими руками о край стола, хмуро уставился в сникшего сразу под
его взглядом Булгарина.
- Ты... Ты у меня! - вдруг закричал Дубельт. - Вольнодумствовать
вздумал?! О чем ты написал в своей поганой статейке? Климат царской
резиденции бранишь? А известно ли тебе, что государь император изволил
высказать мне свое неудовольствие? - Дубельт замолчал и, выдержав длинную
паузу, сказал: - Становись в угол.
- К-как, в-ваше превосходительство... в угол? - Редактор <Северной
пчелы> ошалело глядел на Дубельта.
- Очень просто. Носом к стенке...
Сераковский с удивлением следил за нелепой сценой. Странное дело,
несмотря на крик, Дубельт не выглядел по-настоящему сердитым: так кричит
учитель на своего любимого ученика - для острастки, для того, чтобы
провинившийся впредь не допустил новой шалости.
Булгарин повиновался.
Дубельт действительно быстро остыл, успокоился, и Сераковский снова
услышал его ровный голос.
- Надеюсь, вам известно, мой юный друг, что господин Булгарин поляк,
как и вы. И этот поляк, несмотря на некоторые ошибки, за которые мы его
строго наказываем, верой и правдой служит своему государству. - Дубельт
вышел из-за стола и сел на кресло ближе к Сераковскому, как бы показывая
свое расположение к нему. - И все же поляки бунтуют. Каким большим
несчастьем явились недавние волнения в Галипии! Сколько в этом
безрассудном предприятии было невинных жертв! Крестьяне, которых их
владельцы сами же подготовили к восстанию, начали резать помещиков, и
много семейств в ужасе бежали из Галипии под нашу защиту и
покровительство. Сердце обливается кровью, когда подумаешь о них.
- Я полагаю, господин генерал, что в Галиции поляки бунтовали не ради
собственного удовольствия. Их заставляла бунтовать сама жизнь, - сказал
Сераковский.
- Вы так думаете?
- Всякий народ будет бунтовать, если он угнетен.
- О, вы высказываете, однако, довольно смелые мысли, мой юный друг. -