"Георгий Васильевич Метельский.?Доленго (Повесть о Сигизмунде Сераковском) " - читать интересную книгу автора

<обойдется>, <стерпится>, <мне все равно>, потому что с этого дня я
никогда не буду равнодушным - ни к горю, ни к радости, ни к своей ни к
чужой беде. Ружейные приемы? Что ж, они тоже пригодятся! <Ать-два,
левой!> - Он копировал унтера. - Ходьба укрепляет здоровье! Зуботычина,
если подумать глубже, тоже приносит пользу: ты учишься ненавидеть... или
прощать.
- Извини, Сераковский, но прощать таким подлецам, как наш ротный, я,
право, не намерен!
- А мне его жалко. Никакой цели в жизни, никакого стремления к
идеалу!..
- А пощечины? А мордобой? А розги, которые он назначает солдатам? Это
ли не идеал для таких людей, как капитан Земсков.
- Грустно. - Сераковский задумался. - На Земсковых держится армия
такой могучей державы, как Россия. Чем это объяснить? Как понять?
- Но в нашем гарнизоне, кроме Земского, есть еще и Михайлин.
- Тебе нравится майор Михайлин?
- Он все-таки человек.
- Кажется, так, - произнес Сераковский, вспоминая вчерашнюю встречу с
батальонным командиром.
Жизнь постепенно входила в колею, и Сераковский медленно свыкался с
нею. По-прежнему стояла жара, солнце накаляло воздух, даже порыв ветра из
пустыни приносил не прохладу, а жгучую духоту, казалось, он дул из горящей
печи. Зато восхитительны были вечера, когда спадал зной, в небе полыхали
предзакатные зори, а море становилось неправдоподобно фиолетовым и словно
покрытым парчой.
Барабанная дробь уже возвестила о конце занятий, и Сераковский решил
наконец хоть на час покинуть каменные стены Новопетровска. Все прошлые дни
он уставал до такой степени, что сразу же после сигнала замертво валился
на нары, а сегодня сказал сам себе, что хватит, должен же он когда-нибудь
побороть усталость! Скрывшись от недремлющего ока унтера, можно было
расстегнуть китель и снять тугую фуражку, подставив голову ветру с моря.
Укрепление стояло на высокой скале, и сверху были хорошо видны
мазанки и глинобитные хибары маркитантов - владельцев нескольких лавчонок
и кабака. У киргизских кибиток, покрытых серым войлоком, горели костры;
около них суетились старухи, варившие ужин, да бегали голышом черноголовые
ребятишки. Из винной лавки вышли два денщика, они несли своим офицерам
<горячие напитки> - штофы и четверти с водкой.
На лавках не было вывесок - зачем они тут? - и Сераковский,
спустившись с горы, зашел наугад в первую попавшуюся. Там продавалась
всякая всячина. Рядом с мешком муки красовались штиблеты, с московской
бязью соседствовали цибик китайского чая, расчески, конические головы
сахара в синей бумаге, табак, бутылки...
- Милости просим, - пригласила Сераковского чистенькая старушка в
белом чепчике.
- О, у нас появился новый покупатель! - громко сказал хозяин, увидев
Зыгмунта. - Чего изволят желать этот новый покупатель? Может быть, они
хотят приобрести банку вишневого варенья, или лимон, который мы недавно
получили из Персии, или красное вино? Не будем перечислять товар - в
магазине Зигмунтовского есть все! - Хозяин вопросительно глянул на
Сераковского. - А может быть, наш новый покупатель не имеют денег, тогда