"Георгий Васильевич Метельский.?Доленго (Повесть о Сигизмунде Сераковском) " - читать интересную книгу автора

неученый солдат еще не упал от изнеможения на землю и не попросил пощады.
Рядом стреляли, и пороховой дым ел глаза.
- За-аряжай!.. Це-ельсь!.. Пли! - осипшим голосом кричал фельдфебель
Кучеренко.
Ружья были тяжелые, около двенадцати фунтов, и заряжались с дула.
Сначала туда насыпали порох, потом опускали свинцовую пулю и проталкивали
ее внутрь ударами шомпола.
- О-отделение, сми-ирно! Ра-авнение на середину!
- Ро-о-та, сми-и-рно! Равнение на середину! - послышались команды.
Из батальонного барака вышел угрюмый длинноногий капитан Земсков, тот
самый, который вчера встретил Сераковского на причале, и, пока он
медленно, с наигранной ленцой передвигался по плацу, все, кто был занят
муштрой, не спускали глаз с ротного командира. Земсков в свою очередь
смотрел на них, сначала как бы на всех сразу, пока его бегающий,
бессмысленный после ночной пьянки взгляд не остановился на унтере
Поташеве.
- Поташев, как стоишь? Убери брюхо! - рявкнул капитан.
Убрать брюхо унтер Поташев не мог, потому что оно у него было, как
говорится, от господа бога. Пытаясь выполнить приказ, унтер даже покраснел
от натуги.
- Разъелся, что боров, скотина! Ремня скоро не хватит!
Капитан Земсков вразвалочку подошел к Поташеву и вдруг ударил его
кулаком под ложечку. Рука Поташева, отдававшая честь капитану, заметно
дрогнула.
- Буду стараться, вашскродие! - выкрикнул унтер.
Но капитан уже перестал интересоваться Поташевым. Продолжая обход, он
остановился перед огромным, нескладным Охрименко, с длинными крестьянскими
руками, напряженно прижатыми к туловищу.
- Что за выправка, болван! - снова рявкнул ротный командир и
равнодушно, будто это было чем-то само собой разумеющимся, хлестнул
солдата ладонью по щеке.
<Как все это гнусно! - негодовал Сераковский. - Унтер-офицер ни за
что бьет бессловесных солдат, капитан ни за что бьет унтера, который при
этом из зверя превращается в овцу...>
День для Сераковского тянулся неимоверно долго. Муштра на плацу
продолжалась три часа, потом был час отдыха, показавшийся минутой, обед из
казарменного котла и снова шагистика, упражнения в выправке фигуры,
ружейные приемы. В суматоху изредка врывались звуки барабана или горна,
возвещавшие о том, что надо заканчивать одно и браться за другое, и это
были единственные музыкальные инструменты, которые услаждали слух солдат
все годы их службы в Новопетровском.
Погорелова Сераковский не видел с утра, тот ушел в караул и вернулся
лишь к вечеру.
- Как тебе понравилась наша солдатская жизнь? - спросил Погорелов,
стараясь казаться бодрым.
Сераковский невесело покачал головой:
- И ты это называешь жизнью? Впрочем, ты прав. Жизнь всюду, и то, что
нас окружает сейчас, как бы ни было мерзко, - тоже жизнь. Надо взять себя
в руки. Отныне, Погорелов, я не стану употреблять такие слова, как <может
быть>, а буду говорить <обязательно>. В моем лексиконе не будет слов