"Георгий Васильевич Метельский.?Доленго (Повесть о Сигизмунде Сераковском) " - читать интересную книгу автора

заплетались, голова опустилась на грудь, страшная тупая безнадежность была
во всей его фигуре.
Два передних конвоира задержались у крыльца ротной канцелярии, где
находились офицеры, но Охрименко продолжал переставлять ноги, пока его не
остановили. Писарь Петров выступил на шаг вперед и громко прочел приговор,
заканчивавшийся словами: <...виновный рядовой Охрименко имеет быть наказан
прогнанием сквозь батальон четыре раза>. По Своду военных постановлений
эта формулировка означала, что Охрименко должен получить две тысячи
шпицрутенов.
И сразу же раздались слова команды: батальон выстраивался в
<шереножную>, <зеленую> улицу. Равнялись ряды, на сей раз не так строго,
как на ученьях, после чего первая шеренга повернулась лицом ко второй, а
офицеры стали на флангах вместе с барабанщиками. Зевал невыспавшийся,
привыкший ко всему лекарь.
- Кто хочет спирту, господа? Могу уделить по глотку наиболее
жаждущим, - сказал он. Спирт лекарь принес, чтобы приводить в чувство
Охрименко, когда тот потеряет сознание.
Длинные, намокшие в воде прутья высились правильными холмиками, и
несколько фурлейтов - обозных солдат - стали раздавать их тем, кто стоял в
шеренгах. Сераковский взял в руки шпицрутен и вдруг почувствовал, что не
может удержать его, настолько тяжелой и страшной показалась ему эта
безобидная на вид, гибкая хворостина.
С левого фланга послышалась зловещая барабанная дробь. Страшные
приготовления закончились, и Сераковский, словно во сне, увидел в самом
начале длинной, показавшейся ему бесконечной шеренги Поташева и Охрименко.
Их разделяло только ружье, которое держали оба - унтер за один конец,
солдат за другой. Примкнутый штык упирался Охрименко в живот, и от этого
он стоял нелепо согнувшись и выставив обнаженную спину.
- Начинай! С богом! - скомандовал капитан Земсков.
<С богом>? - Сераковский ужаснулся. И в тот же миг услышал тонкий
свист шпицрутена, отчетливый звук удара по голому телу и глухой стон. Стон
медленно приближался, становился слышнее, отчетливее свист прутьев.
Из-за песчаного холма выкатилось большое багровое солнце. Усилился
ветер, подхвативший с земли песок и пыль.
- Крепче, крепче бейте! - кричал капитан, шагая вровень с Охрименко.
Солдаты, казалось, не слышали, что говорил Земсков. Лица их были
замкнутыми, отчужденными, смотревшие тупо глаза перестали различать
окружающее, и все то страшное, что они делали сейчас, делали
бессознательно и машинально: выступали на шаг, наносили удар и становились
на место.
- Братцы... пощадите! - чуть слышно стонал Охрименко.
Но щадящих наказывали.
- Как бьешь, собака! - то и дело раздавался грозный окрик капитана. -
По розгам соскучился?
Несчастный Охрименко приближался к тому месту, где стоял Зыгмунт. Уже
медленно проследовал мимо унтер с землисто-серым лицом. Сераковского от
Охрименко отделяла только длина ружья со штыком.
- Не вздумайте манкировать, Сераковский! - крикнул капитан Земсков. -
Я специально посмотрю, как вы исполните свой долг солдата.
- Не солдата, а палача... - ответил Зыгмунт, бледнея.