"Морис Метерлинк. Разум цветов " - читать интересную книгу автора

поддающаяся сценическому представлению. Метерлинк разрешил эту трудность,
изобразив ее метафорически или символически: идеалы нового искусства
представлены в образе служанок, которые приходят к запертым воротам прежнего
искусства, моют ступени и открывают ворота на жизнь души. В основу драмы
положена опять-таки философская мысль - не очень новая - о вечной борьбе
между духом и плотью, о стремлении души к идеалу, о внешней победе грубой
чувствительности и внутренней победе Психеи, сливающейся с идеалом в смерти.
Эта идея переплавлена во множество символов, и вся трудность для драматурга
заключалась не в том, чтобы обнаружить идею, а скорее в том, чтобы ее
искусно скрыть, чтобы зритель, не догадывающийся о философском содержании
пьесы, имел перед собою завлекательную правдивую повесть жизни. И
действительно, сказка сама по себе поэтична, трогательна, глубоко человечна.
Но присмотритесь внимательнее, и второе символическое содержание начинает
сквозить за первым драматическим. Принц Голо воплощает собой тяжелую силу
плоти, "скучную песнь земли", Мелисанда - душу, осужденную долго томиться на
свете, а Пелеас - "чудное желанье", которым душа полна. Старый темный замок
Голо символизирует землю, окружающее его море - вечность, дремучие леса -
заботы жизни. Корона, которая падает с головы Мелисанды перед встречей с
Голо, означает потерянный душою венец невинности, а кольцо, которым она
обручается с ним, - чувственную страсть. При встрече с Пелеасом у фонтана
Мелисанда роняет в воду кольцо Голо, и это канувшее в бездну воплощение
чувственности является искуплением за потерянный раньше венец невинности.
Голо посылает Мелисанду отыскивать потерянное кольцо в грот земного греха, а
когда оно не найдено, опускается с Пелеасом в подземелье преступлений, к
озеру уснувшей совести, от которого на весь замок распространяется дыхание
смерти.
Я указываю лишь главнейшие символы, читатель сам отыщет остальные. Подробные
перечисления этих символов как будто превращают драму в сложную, запутанную
аллегорию, но искусство художника заключается именно в том, чтобы эти
аллегории превратить в живой символ, одухотворив их силой искреннего
наивного чувства. Может быть, идея драмы и не верна, но ночная сцена у
башни, когда Пелеас целует ниспавшие волосы Мелисанды, останется в
литературе как вечный гимн молодой любви, не уступающий по красоте сцене у
балкона в "Ромео и Джульетте", которой она была навеяна. Такая превращенная
в образы идея и создает то, что мы раньше называли пьесой о двух
содержаниях. Зритель, который не заметил символов, будет любоваться
трогательной драмой любви. А кому эти символы откроются, драма любви, не
потеряв прежней прелести, даст новые, более глубокие переживания. Так
звездное небо являет всю красоту своих огней и пучин невооруженному глазу,
но за ними телескоп открывает новые миры и бездны.

VIII

Такую же философскую символику, облеченную в самую простую, ясную форму, мы
видим и в трагедии "Слепые", которая прежде всего дает трогательную,
правдоподобную картину действительной жизни. Слепые старики и старухи, в
ожидании проводника, труп которого, им невидимый, находится в двух шагах от
них, сидят на берегу моря, одинокие, беспомощные, угрожаемые смертью от
холода и голода. Но эта же картина символически изображает судьбу
человечества, которое затеряно на этой земле среди бесконечных пространств,