"Израиль Меттер. Среди людей" - читать интересную книгу авторанаизусть пустую трескотню, да еще такую, в которой нельзя переставить ни
одного слова. Тут, действительно, уже вопрос механической памяти, а она может подвести. Говоря обо мне, завроно сперва тоже читал, но потом отклеился от своих бумаг. Из его слов получалось, что я представляю собой определенную опасность для подрастающего поколения, которому суждено жить при коммунизме. Получалась нелепость: если я выйду на трибуну и покаюсь, то мне можно доверять, а если не покаюсь, то нельзя. Но ведь что такое покаяние? Слова. Значит, если я произнесу этот ритуальный, набор покаянных слов, то я хороший, а если не произнесу, то - плохой. Но ведь я же могу произнести их неискренне? В чем же тогда смысл моего покаяния? Что-то в этом есть от религии, от лицемерия религии. После доклада, завроно начались выступления. И опять сперва говорили о восьмилетнем обучении, а затем, без всякой ощутимой связи, - обо мне. Выходили люди, которых я никогда в жизни не встречал, но они говорили обо мне так, как будто отлично знакомы с моим сокровенным внутренним содержанием. Они сочиняли это мое внутреннее содержание, страстно дополняя друг друга. Обижаться на них невозможно было, потому что это был уже не я - тот, о котором они говорили, - а какая-то изрядная сволочь. Странно еще, что в их выступлениях ощущалась не столько злость, сколько обыденная деловитость. И тут вышла на трибуну Тамара. Она была черная - в черном платье, с черным лицом. Раньше она никогда не читала своих речей, а здесь быстро, резко Завроно объявил: - Слово предоставляется товарищу Охотникову. Подыматься на трибуну мне не хотелось. Я встал, обернулся лицом к людям и сказал: - Я не могу согласиться с тем, что тут говорили. В зале поднялся шум. Я сел. Завроно громко сказал: - Позор. Встаньте! Я встал снова лицом к людям. - Выйдите на трибуну, - велел завроно. Я пошел к трибуне. - Слово предоставляется Охотникову, - во второй раз объявил завроно. Проходя мимо стола президиума, я слышал, как он шепнул кому-то: "Мальчишка! Щенок!.." - Мне непонятно, чего от меня хотят, - сказал я в зал, проклиная свое косноязычие. - У меня есть своя точка зрения... - Сперва надо заработать право на свою точку зрения, - прервал меня завроно. Я спросил у него: - Почему вы кричите на меня из президиума? По-моему, это неприлично. Стало очень тихо. Скрипнул стул. Завроно встал. Ему, должно быть, казалось, что он очень грозен. - Кто вы такой, чтоб делать мне указания? |
|
|