"Израиль Меттер. Среди людей" - читать интересную книгу автораокна, в которых в стародавние времена выставлены были огромные шары,
налитые, как тогда казалось мальчику, цветными лекарствами, - все это проступало вдруг в памяти Сизова, словно отпечатанные жирным шрифтом буквы на ветхом листе бумаги. На углу Московской и Пушкинской по-прежнему висели огромные часы, и здесь он впервые явственно вспомнил Лену. Под этими часами они встречались, когда он учился еще на первом курсе. Он топтался тут на углу, рядом с посыльными - усатыми мужиками в красных шапках. На кой черт нужны были эти посыльные, он и тогда не понимал, - им давали какие-то мелкие поручения: снести пакет, доставить корзину цветов; они насмешливо пялились на него, а он досадовал, что Лена все не идет и не идет. И сейчас неподалеку от часов он увидел небольшую, в одну створку, дверь, ведущую, как он это отлично знал, вниз, в подвал. Теперь над этой дверью прибита вывеска: "Библиотечный коллектор". А тогда, кажется году в двадцать пятом, на окнах были нарисованы синие лошади и написано затейливыми буквами: "Механические бега и скачки". Даже сейчас, почти через тридцать лет, ему становится тошно при воспоминании об этих синих лошадях. ...Он ждал однажды Лену под часами. У него были какие-то пустяковые деньги на два дешевых билета в кино. Лена не шла. Из соседних подвальных дверей выходили люди, веселые и мрачные, пьяные и трезвые. Томясь от ожидания, он решил заглянуть на одну минуточку в этот подвал. Здесь было прохладно и сыровато. На последнем повороте лестницы стоял вздыбленный огромный медведь с бронзовым подносом в передних лапах. От медвежьей шерсти пахло никотином. В большом зале с низким потолком сгрудилась толпа людей. Через равные - Можно ставить, есть прием! И немного погодя: - Ставок больше нет! Затем доносилось глухое жужжание. Он протиснулся сквозь толпу и оказался вдруг перед длинным столом, во главе которого сидел человек с большим, словно распухшим лицом и гладко расчесанными на прямой пробор волосами - они блестели, как эмалированные. В руках человека мелькала длинная лопатка, похожая на игрушечную, которой он с необыкновенной ловкостью шнырял по всему столу. - Можно ставить, есть прием! - сказал он равнодушным голосом, и десятки рук положили на стол бумажные деньги - разглаженные, лихорадочно скомканные, грязные, засаленные, влажные от взмокших ладоней. - Ставок больше нет! По столу, по нарисованному в центре кругу, побежали крохотные разноцветные лошадки; их было штук десять, и на каждой написан номер. Они неслись по кругу недолго. Человек с эмалированными волосами протянул свою игрушечную лопатку и сгреб к себе деньги, лежавшие на столе, затем ловко через весь стол швырнул несколько бумажек кому-то, кого Сизов не видел, но на кого смотрели сейчас все люди, стоящие вокруг. Не отдавая себе отчета в том, что делает, Сизов протянул руку и осторожно положил на ближайший номер деньги, приготовленные на билеты; они пришлись на клеточку, в которой была написана цифра семь. В следующую секунду лошадки понеслись по кругу, и они уже не показались Сизову крохотными, потому что он очень испугался за свои деньги. Лошади бежали все |
|
|