"Густав Майринк. Посещение И.Г.Оберейтом пиявок, уничтожающих время (Сб. "Люди без костей")" - читать интересную книгу автора

надпись "vivo" на могильной плите могла быть случайной - результатом
желания приходского священника - то теперь, прочтя этот девиз на найденной
мною папке, я пришел к убеждению, что она имеет глубокое значение, быть
может, скрывающее в себе весь смысл жизни моего покойного деда.
И, читая потом отысканные записки, я с каждой страницей все более
убеждаются в правоте своего мнения.
Там было затронуто слишком много интимных подробностей для того,
чтобы я мог сообщить целиком содержание посторонним - поэтому здесь я лишь
бегло коснусь обстоятельств моего знакомства с Иоганном Германом
Оберейтом, находящегося в связи с его посещением пиявок, уничтожающих
время.
Из записок было ясно, что мой дед принадлежал к обществу
"Филадельфийских братьев" - ордену, начало которому было положено еще в
древнем Египте, считавшему своим основателем легендарного Гермеса
Трисмегиста. Там было дано подробное объяснение приемов и жестов, по
которым члены общества узнавали друг друга. - В рукописи очень часто
встречалось имя Иоганна Германа Оберейта - химика, по-видимому,
находившегося в тесной дружбе с моим дедом и жившего в Рункеле;
интересуясь подробностями жизни моего предка и темной, отрешенной от мира
философией, сквозившей во всех словах его записок, я решил поехать в
Рункель, чтобы там осведомиться, нет ли в живых потомков вышеупомянутого
Оберейта и не владеют ли они какой-либо семейной хроникой...
Нельзя представить ничего более сказочного, чем этот ничтожный
городок, который, словно забытый всеми обломок средневековья со своими
кривыми, мертвенно тихими улицами и поросшей густою травой неровной
мостовой, мирно стоит у подножия горного замка Рункельштейн - родового
гнезда князей Вид, - несмотря на оглушительные крики времени.
Меня уже ранним утром потянуло на тихое кладбище и вся моя юность
воскресла предо мною, когда я при ярком солнечном свете переходил от
одного могильного холма, поросшего цветами, к другому и машинально читал
на крестах имена тех, которые мирно покоились там внизу, в своих гробах. Я
издали узнал могильную плиту моего деда по ярко блестевшей на ней надписи.
Около нее сидел седой, безбородый старик, с резкими чертами лица,
опершись на ручку своей палки, сделанную из слоновой кости, и смотрел на
меня удивительно оживленным взором, словно переживая какие-то воспоминания
при моем появлении.
Он был одет старомодно, в стоячем воротничке и черном шелковом
широком галстуке, напоминая собою фамильный портрет давно прошедшего
времени.
Я был так поражен его видом, совершенно неподходившим к
действительности и, кроме того, настолько был погружен в размышления обо
всем найденном мною в дедовском наследии, что полубессознательно, шепотом
произнес имя "Оберейт".
"Да, меня зовут Иоганн Герман Оберейт", - сказал старик без всякого
удивления.
У меня захватило дыхание, и все узнанное мною в течение дальнейшего
разговора отнюдь не могло способствовать уменьшению встретившейся мне
неожиданности.
Само по себе для нас вовсе не обычно видеть перед собою человека, не
кажущегося старше, чем мы сами, и в то же время прожившего на земле