"Борис Мезенцев. Опознать отказались " - читать интересную книгу автора

выполненная, она хотя и не принесла желаемых результатов, но заставила нас
поверить в возможность осуществления рискованных операций.
...Перед вечером я зашел к Анатолию и застал у него Николая, гревшегося
у печки. Прямо с порога спросил:
- Ну, как там?
- Пока тихо, - ответил Николай. - Охрана, видимо, не заметила, что в
складе кто-то был, а ответственный за него фельдфебель обнаружил, что ночью
были "гости". В середине дня он несколько раз обошел вокруг здания, потом
сам прибивал доски "нашего" окна. Гвозди заколачивал величиной с карандаш.
Но в комендатуру не ходил. Я весь день следил за фельдфебелем, живет он
недалеко от нас.
Он весело потер руки и улыбнулся. Анатолий о чем-то сосредоточенно
думал, хмурился и был чрезвычайно серьезным. Вдруг он оживленно заговорил:
- Понимаете, фельдфебель, наверное, увидел все, что мы наделали. Но он
не хочет об этом заявлять ни своему начальству, ни в гестапо. Хочет спрятать
концы в воду, а то за ротозейство могут отправить на фронт.
Анатолий встал, прошелся по комнате.
Предположение командира оказалось правильным. Фельдфебель не заявил о
диверсии, и это избавило город от дополнительных облав и расстрела
заложников.
Через полмесяца имущество куда-то вывезли, и склад опустел. Николай еще
долго с горечью вспоминал эту операцию, упрекая себя за легкомыслие и
безответственность, хотя все мы иначе смотрели на это. Как-то политрук
вспомнил пословицу: первый блин - комом. Николай грустно улыбнулся и сказал:
- До второго блина можно не дожить, первым подавишься. Сейчас война.

КЛИНЬЯ НА ДОРОГАХ

Зима сорок второго выдалась лютой. Мороз и ветер свирепствовали
немилосердно. Фашисты явно не были готовы к войне в зимних условиях. Солдаты
мерзли, техника выходила из строя, нарушалось снабжение войск. На
комсомольском собрании мы решили изготовить металлические клинья и вбивать
их в асфальт или между камнями шоссейных дорог. Главное было даже не в
проколотых покрышках. Солдаты-шоферы вечером, а тем более ночью, не
останавливали машины в степи для смены или ремонта колес, а со спущенными
шинами старались дотянуть до города. Это приводило к большим поломкам,
автомашины надолго выходили из строя, простаивали в ремонтных мастерских.
Ни дома, ни в школе меня особо не приучали к физическому труду. Если, к
примеру, Николай Абрамов, Павел Максимов или Анатолий Стемплевский были
мастеровыми ребятами, то Владимир Дымарь и я вряд ли за свою жизнь умело
забили хоть один гвоздь. А тут надо было делать металлические клинья,
смахивающие на цифру "4" без правой верхней половины. Мудрено. Признаться в
своей беспомощности было стыдно, вот я и вызвался в подручные к Николаю.
Друг пришел озябший, но веселый. Я надел фуфайку, взял в коридоре
топор, молоток, и мы пошли в сарай. Закрыв дверь, принялись за работу. Держа
на полу топор острием вверх, я любовался, как Николай уверенными ударами
молотка отрубал ровные куски толстой проволоки. Когда образовалась куча
стержней, он похлопал себя по бокам, подышал в ладони.
- Бр-р-р... Собачий холод, - и, переступив с ноги на ногу, добавил: -
Хватит.