"Борис Мезенцев. Опознать отказались " - читать интересную книгу автора

Я посмотрел на пощербленное лезвие топора.
- Ничего, напильником подточишь, вот так, - успокоил Николай и, смеясь,
показал, как надо орудовать напильником. Вообще, он смеялся, как обычно
смеются добрые и искренние люди.
Выйдя из полумрачного сарая и щурясь от света, пошли в дом. Обметая
ноги в коридоре, я шепнул:
- Если начнут о чем-либо спрашивать - помалкивай. Сам буду
выкручиваться, у меня это лучше получится.
Мы разделись и, потирая закоченевшие руки, зашли на кухню погреться
около печки. Мачеха, сидя у окна, пришивала пуговицу к моему пальто:
- Что можно делать в такую погоду, не понимаю. Хороший хозяин собаки не
выгонит, а вы себе работу нашли. Дурной труд - хуже лени.
Она сказала вроде бы между прочим, даже не подняв головы, но я
почувствовал, что ей хотелось сказать что-то другое, и это меня насторожило.
Отогревшись, мы прошли в горницу, где на полу сидел мой десятилетний брат
Юра и из доски мастерил кинжал. Он был настолько увлечен своим занятием, что
не заметил нас. Мы расставили шахматы, но донесся голос мачехи:
- Боря, иди сюда на минутку. - Пристально посмотрев на меня, она
спросила: - Где ты пальто в клей выделал?
- В какой клей?
- Не знаю в какой, вот посмотри.
Я увидел на полах капли застывшего гуммиарабика. Пожав плечами и сделав
удивленное лицо, я сказал неуверенно и смущенно:
- А-а-а! Вспомнил. У одного товарища кто-то разбил стекло в окне, а я
помогал заклеивать, вот и запачкал. - Выдумка прозвучала не очень
убедительно. Осмелев, я добавил: - Ничего страшного, вычищу, - и вернулся к
Николаю, сосредоточенно смотревшему на шахматную доску.
- Что случилось? - спросил он.
- Когда расклеивали листовки, я выпачкал пальто в гуммиарабик. Он,
проклятый, от холода стал густым, и, чтобы скорее выливался, я размахивал
бутылкой.
Настроение испортилось. Сделав несколько ходов, я отошел к окну.
Николай стал рядом, обняв меня за плечи.
На улице неистовствовал ветер, наметал сугробы, злобно завывал. Я
съежился, а Николай тихо промолвил:
- Представляешь, каково теперь красноармейцам, в окопах, где-нибудь в
степи. Страшно подумать, - и, немного помолчав, добавил: - Из Москвы
передают, что люди из тыла шлют на фронт теплые вещи. Бойцы пишут им, что
становится теплее не только от этих вещей, но и от их любви и заботы. Немцы
еще почувствуют силу нашего народа.
Он умолк. Мы долго смотрели в окно, думая о трудностях и лишениях,
принесенных войной, о резкой перемене в нашей жизни. Вдруг Николай сказал
решительно и строго:
- Завтра приходи ко мне с проволокой. Вместе пойдем к Анатолию, у него
хорошие тиски, на них будем гнуть и острить клинья.
...Высокими столбами стоял над крышами дым, хлестки скрипучего снега до
слез резали глаза. Воздух был густым, ощутимо весомым, но дышалось легко.
Николай поджидал меня около своего дома, и мы сразу же направились к
Анатолию.
Командир деревянной лопатой разгребал сугроб входа во двор. Румянец