"Борис Мезенцев. Опознать отказались " - читать интересную книгу автора

солидно, с чисто немецкой деловитостью.
Мы с Николаем много раз ходили вокруг лагерных ограждений, изучали,
когда и с какой охраной пленных водили на работу, как сменялись караулы.
Хотели организовать побег военнопленных, но чем больше мы наблюдали за
охраной и режимом в лагере, тем яснее становилось, что наша затея
неосуществима, хотя кое-что из этих наблюдений нам впоследствии пригодилось.
Оккупанты были большие мастера по организации всякого рода лагерей:
места выбирались продуманно, система ограждений строилась добротно, наружная
охрана была в сравнительно небольшом количестве, но зато из солдат особых -
эсэсовских частей.
Режим в лагерях был тщательно разработан и выполнялся неукоснительно. С
иезуитской бесчеловечностью лагерное начальство расправлялось с очутившимися
за колючей проволокой несчастными людьми.
Лагерная жизнь протекала вне всяких законов. Военнопленный должен был
забыть о прошлом и нет строить планов на будущее. Человек низводился до
уровня животного, а сама его жизнь была совершенно обесценена. Пусть в день
умирают сотни людей, можно, расстрелять десяток непокорных, но боже упаси,
чтобы из лагеря кто-либо совершил побег. Это неизбежно вело ко всякого рода
экзекуциям в самом лагере, а также к репрессиям в городе. Когда сбежавшему
удавалось скрыться, в лагере сообщалось, что беглец был обнаружен и на месте
расстрелян, но если беднягу ловили, то после издевательств и пыток его
публично казнили - чаще всего вешали и не снимали несколько дней.
В фашистской Германии были целые группы "социологов", "психологов",
"медиков" и других "ученых специалистов", которые "изучали" в лагерях жизнь
людей и проводили чудовищные опыты по обесчеловечиванию пленных. Но об этом
мы узнали позже.
За время нахождения на оккупированной территории приходилось беседовать
с сотнями лиц, которые побывали в лагерях. Двух мнений об условиях лагерной
жизни не было - это земной ад. Как правило, люди предпочитали погибнуть, чем
снова попасть за колючую проволоку.
Вместе с тем лагеря военнопленных с их бесчеловечным режимом, массовое
уничтожение людей и карательные операции оккупантов усиливали ненависть,
пробуждали ярость. Обыватели и даже те, кто недоброжелательно относился к
Советской власти, убедились, что фашизм - это насилие, несущее рабство и
уничтожение.
Быстрое продвижение гитлеровских полчищ в сторону Кавказа и Волги
потрясло нас. При встречах мы нетерпеливо спрашивали друг друга о новостях,
надеясь услышать что-нибудь отрадное. Но радио приносило вести из Москвы
день ото дня все более тревожные. Николай выполнял поручения организации,
был дисциплинированным, родителям помогал обрабатывать огород, хлопотал по
дому, исполнял просьбы матери... Но тем не менее в нем словно что-то
надломилось. Он разучился шутить и смеяться, начал искать уединения. В нем
оставалось прежним лишь стремление к борьбе.
Пришел он как-то ко мне, спросил:
- Ты знаешь, что я вчера раздобыл?
- Откуда же мне знать?
- Вооружен я теперь до зубов. Брат мой Толька с дружками купался в
Торце недалеко от плотины, и ему показали место, где якобы спрятано оружие.
Пошел я посмотреть и - что ты думаешь? На заводской свалке нашел винтовку и
кавалерийскую саблю в ножнах. Оружие наше, смазано маслом, замотано в