"Владимир Михайлов. Тогда придите, и рассудим ("Капитан Ульдемир", книга вторая)" - читать интересную книгу автора

...втягивая запах, тончайший, сложный запах, в котором смешивались:
тихий, настойчивый, чем-то схожий с плесенью - бактерицидного пластика, из
которого было все: пол, потолок, стены, мебель; и резковатый, тревожный -
так пахли холодные, бело-голубые нити освещения, не создававшие уют, а
напротив, вызывавшие ощущение открытости и бесприютности; и душистый,
сильный, но не затмевавший остальных аромат цветов, огромных, ярких,
какими не бывают цветы в природе, - зато эти никогда не надо было менять,
а сила запаха автоматически или же вручную регулировалась; и наконец
эманация уже стоявшего на столе завтрака, в свою очередь составная,
ежедневно менявшаяся в зависимости от тонуса человека, которому завтрак
предназначался. Забавно было каждое утро угадывать, что же окажется на
столе на этот раз; сначала он ошибался два раза из трех, теперь в лучшем
случае раз из десяти: годы не проходят зря. В старости он наверняка будет
угадывать сто раз из ста; а когда однажды ошибется, это будет означать,
что организм его вышел на последнюю прямую, ведущую к концу, и необратимые
изменения начались. Опекун заметит это раньше, чем сам человек, и
естественно: Опекун все замечает раньше и своевременно принимает решения,
человек давно перестал жить на ощупь, а также отвлекаться для решения
разных мелких проблем, вроде меню сегодняшнего завтрака, цикла утренних
упражнений, одежды и прочего. И все же что-то было в этом ежедневном
угадывании, какой-то темный азарт, род развлечения. Жаль, что Опекун ни
разу не поддался, не включился в игру, не уступил искушению выкинуть на
стол что-нибудь такое, что и представить нельзя было бы: скажем, в разгар
лета - что-нибудь из зимнего репертуара, с повышенным содержанием жиров,
предположим, или иной, зимней гаммой витаминов. Что ж, тем лучше для него,
Опекуна; иначе автоматический постоянный контроль тут же сработал бы, и
крамольные блоки немедленно подверглись замене. Однако сколько ни
вспоминай, такого не происходило, не слыхано было о таком, и единственное,
что грозило Опекуну, - это когда подопечный, чье сознание не могло
подвергаться столь точному программированию и скрупулезному контролю, как
схемы Опекуна, выходил из режима и чем-нибудь тяжелым, или острым, или и
тем и другим вместе принимался крушить датчики и провода и таким способом
ненадолго лишал Опекуна возможности выполнять свою задачу. Самому Опекуну
это не вредило, его схемы находились, понятно, в Центре, а не здесь, до
них было не добраться: Опекун вместе с Инженером, Политиком и Полководцем
были смонтированы в каких-то, по слухам, подземных цитаделях, в глубине
многокилометровых шахт, рядом с которыми находились, опять-таки по слухам,
убежища для Неизвестных; о том, где все это располагалось, можно было лишь
делать догадки, и то про себя: следовало постоянно помнить о Враче, что
был всегда начеку. Да, итак, разрегулировавшийся опекаемый, обычно человек
невысокого уровня, ученый седьмого-восьмого разряда, художник или инженер
столь же скромного пошиба, мог нанести такой легко устранимый вред сетям
Опекуна; тогда ремонту подвергался уже сам ученый, художник или Инженер (с
политиками такого не случалось, помнится, еще никогда), его увозили
ненадолго, возвращался он умиротворенный, и больше уже с ним ничего такого
не происходило. Подобные инциденты, впрочем, не считались чем-то постыдным
и никак не влияли на положение человека в обществе и на отношение общества
к нему; знали ведь, что винить в происшедшем можно был" разве что природу,
создавшую человека несовершенным, не как город с продольно-поперечной,