"Владимир Михайлов. Тогда придите, и рассудим ("Капитан Ульдемир", книга вторая)" - читать интересную книгу автора

логичной планировкой, какие строились по заранее точно разработанным
проектам, а как город из тех, что возникали стихийно, без проектов, без
единой мысли о перспективе, разрастаясь протяженно во времени и напоминая
клубок из обрывков нитей, где иная улица могла дважды пересечь самое себя
и выводила в конце концов к собственному началу. Таким был человек, и
порой в сложную планировку его сознания приходилось вносить рациональные
упрощения, разрушая паутину переулков и прокладывая вместо них широкую
магистраль от Возможности к Желанию, а никак не наоборот. Все это было
правильно, рационально, да иначе и быть не могло так всю жизнь полагал
Форама Ро, да и сейчас он тоже так считал.
Впрочем, Форама Ро о таких вещах вообще думал крайне редко: к его
работе они отношения не имели, а ко внерабочей жизни - еще менее. Не хочет
Опекун ввязываться в игру - тем хуже для него самого... Глубоко вдохнув и
выдохнув, Форама вовремя вскочил с постели: еще минута-другая, и лежать
стало бы неуютно, неудобно, постель заерзала бы под ним - никогда не
следует перележивать, этак и бока пролежишь, ха, не больной же ты: а если
ты задержишься и еще на минутку - включаются медицинские датчики, вмиг
прочешут тебя и скорее всего, ты окажешься симулянтом, потому что - кто же
болеет в наше время, это просто неприлично, это надо неизвестно какую
жизнь вести, чтобы в твоем организме, при котором неусыпно бдит Опекун,
что-то вдруг разладилось до такой даже степени.
Через несколько минут Форама уже стоял на упругом коврике в углу, лицом
к экрану. На экране вспыхнуло "17", иными словами, зарядка по семнадцатой
программе полагалась сегодня Фораме не по шестнадцатой и никак не по
восемнадцатой. Затем на экране возник крепенький индивид и стал
командовать, одновременно приседая, поворачиваясь, подпрыгивая, взмахивая
руками. Звучали команды, музыка, и неслышным было тихое шипение
добавочного кислорода - дозировка его в воздухе в это время изменялась.
Потом индивид аннигилировал, экран показал стадион и дорожку, двенадцать
парней в мгновенном томлении предстарта; автомат рявкнул - понеслись;
одновременно коврик под ногами Форамы дрогнул и побежал назад, бесконечно
возникая перед ним из-под пола и скрываясь позади, и он помчался по нему
что было сил - вперед, вперед! - а коврик бежал так, что он все время
оставался на месте, не приближаясь к экрану ни на сантиметр. Пролетел
десяток секунд: сотка - явление скоротечное. Те, на экране, достигли
финиша чуть раньше, чем Форама, но и он выложился, и возникшие на экране
цифры - показанное им время - его вполне устроили: ничуть не хуже, чем
вчера. Пошли упражнения на расслабление, крепенький парень снова возник,
профессионально поигрывая бицепсами. Щелк - экран погас, конец зарядке.
Пританцовывая, Форама вбежал в душевую - вода со свистом хлестнула, едва
он показался на пороге. Он вертелся под душем, пока она не выключилась.
Ай-о! Хорошо. Он распахнул шкафчик. Что нам на сегодня? Легкое: тонкие
серые брюки, белая рубашка, галстук в красных тонах, носки под цвет,
бесшумные пластиковые сандалии, почти невесомая куртка со всеми
полагающимися знаками и эмблемами. Это нам идет, мар Форама. В этом мы
смотримся. Серое и красное, да еще с белым - наша гамма.
- Спасибо, Опекун! - крикнул он весело и в меру громко. Никто не
ответил, конечно, но это вовсе не значило, что его не услышали. Все
слышится, все учитывается. И прекрасно: ты уверен, что ни одно твое
движение, физическое и душевное, не пропадает зря. Только так и можно.