"Жизнь и необыкновенные приключения капитан-лейтенанта Головнина, путешественника и мореходца" - читать интересную книгу автора

Глава шестая ПОД ЗВЕЗДАМИ ЭКВАТОРА

«Диана» приближалась к экватору.

Есть в жизни каждого мореходца, будь то простои матрос, или молодой мичман, или даже сам капитан, совершающий уже не в первый раз свое дальнее плавание, торжественные минуты, которые наполняют сердце волнением, знакомым только морякам.

Это минуты, когда, покидая берег, каждый из них глядит на него в последний раз, это минуты, когда он снова ступает на землю и идет в свой дом, езде не зная, найдет ли там по-прежнему свою жену и детей. Это первая буря, первое боевое крещение. Наконец, это те минуты, когда он впервые пересекает экватор.

Моряками старого парусного флота это событие отмечалось особенно торжественно и сопровождалось шумным и веселым праздником бога морей Нептуна, праздником, который справлялся обыкновенно по старому, давно установленному обычаю.

Головины не в первый раз пересекал экватор, но и для него и для всей команды «Дианы» это событие имело на сей раз особый, радостный смысл.

Впервые корабль — целиком русский, от бушприта до руля — пересекал незримую линию, делящую Землю пополам.

Поэтому Василии Михайлович не удивился, когда однажды в дверях его каюты появились с таинственным видом трое матросов, попросивших разрешения войти.

То были Михаила Шкаев, Спиридон Макаров и Дмитрий Симанов.

Все трое молча поклонились и стали в свободно-почтительных позах, — на шлюпе не было показной муштры, которая заставляла бы зря тянуться людей.

— Вам что, братцы? — спросил Головнин, уже наперед зная, в чем дело.

— До тебя, Василий Михайлович, — сказал выступивший вперед Шкаев. — Люди бают, днями будем переходить экватор.

— Да, сие верно, — подтвердил Головнин.

— Просим дозволения отпраздновать переход, как полагается по морскому уставу.

— По уставу вовсе не полагается, — засмеялся случившийся при этом Рикорд.

— Ну, так уж говорится.

— Обычай такой, — вставил свое слово Макаров.

— Одним словом, Нептунов праздник просим разрешить,— пояснил Симанов.

— Празднуйте, — отвечал Головнин. — Это и впрямь праздник для нашего российского корабля. Только ведь вам придется перекупать, почитай, всю команду. Много ли у нас народу-то ходило через экватор?

— Где уж всех купать... — заметил Шкаев.

— А кто у вас на примете? — спросил, улыбнувшись, Головнин.

— Это как ребята решат, — уклончиво отвечал Макаров, глядя куда-то в сторону.

— Ну что ж, купайте, — согласился Василий Михайлович. — Только вот что: брать выкуп водкой я запрещаю. Заместо того всей команде будет угощение от меня.

И на корабле начались приготовления к празднику бога морей Нептуна. Приготовления велись в таинственной и волнующей обстановке.

В кубрике при помощи паруса был отгорожен угол, куда пропускались только избранные. Из-за этого импровизированного занавеса слышались горячие споры, временами громкие взрывы смеха. Туда таскали паклю, ведерки с краской, тряпье, цветную бумагу. У выглядывавшего оттуда Макарова на большом пальце всегда сидел огромный наперсток в виде кольца. Гардемарины Филатов и Якушкин были особенно возбуждены. У себя в каюте они что-то резали и клеили из цветной бумаги, делали венки из фантастических цветов, сооружали из ярко раскрашенного картона чудовищных рыб, тритонов, клянчили у капитана то бус, то бисера из запасов, сделанных для обмена с островитянами.

Что делалось за таинственной занавеской в кубрике, большинство команды не знало. Тишка сунулся было туда, но был тотчас же изгнан, получив при этом от Макарова увесистый щелчок железным наперстком в лоб.

Среди команды только и было разговоров, что о предстоящем празднестве.

Наконец 20 декабря 1807 года, в два часа дня, пересекли экватор в долготе 20° 11' при умеренном ветре и прекрасной погоде.

К этому времени Нептун, которого изображал Шкаев, его божественная супруга Амфитрида и сын их Тритон, в сопровождении свиты морских чудовищ, собрались на баке. В Амфитриде все узнали матроса Макарова, а в Тритоне — матроса Симанова, хотя он и был с хвостом из парусины, набитой сеном, и в маске, изображавшей голову чудовищной ящерицы.

Дружным хохотом сопровождалось появление этой божественной троицы.

Команда выстроилась на шканцах.

Нептун, голый до пояса, с телом, раскрашенным разноцветными красками, с длинной бородой из пакли, в золотой короне, с трезубцем в руках, сел верхом на доску, привязанную к веревке, и спустился с носа шлюпа до самой воды.

Оттуда диким голосом он стал взывать:

— Эй, люди! Чей это корабль?

— Русский шлюп «Диана», — отвечал с борта штурман Хлебников, которому Головнин поручил заменить капитана на этом празднестве.

— Кто командир?

Капитан-лейтенант Головнин.

— Откуда идете?

— Из Кронштадта.

— Есть ли люди, в первый раз проходящие экватор?

— Есть и такие.

— Ложись в дрейф! — крикнул Нептун. Хлебников отдал шуточную команду:

— Положить грот-марсель на стеньгу!

Нептуна вытащили на борт. Он сел в колесницу, оклеенную цветной бумагой.

За спиной у него стали Амфитрида, в венке из фантастических цветов, с развевающимися волосами из той же пакли, что и борода ее супруга, в короне, а рядом с нею — Тритон.

Вокруг колесницы выстроились чудовища в масках, изображавшие рыб, черепах и сирен с рыбьими хвостами.

Шестеро таких чудовищ, нагих до пояса, размалеванных красками, впряглись в колесницу и повезли ее на шканцы.

Строй матросов отдал честь этому шествию.

Хлебников встал перед Нептуном и подал ему бумажку. Это был список всех, кто еще не проходил экватора.

А Нептун продолжал допрашивать:

— Что за люди идут у вас на корабле?

— Идут русские люди.

— А в бога они веруют?

— Веруют.

— А водку пьют?

— Пьют.

— И в баню ходят?

— Ходят.

— И бреются по праздникам?

— И бреются.

— Поглядим... — многозначительно сказал Нептун, стукнув рукояткой своего серебряного трезубца о палубу. — Извозчик, вали на Невскую першпективу!

При общем смехе, под звуки шуточного оркестра, игравшего под управлением экономического помощника Начатиковского на гребешках, самодельных дудках, деревянных ложках и пустых бутылках, колесница тронулась к месту, где была поставлена бочка с водой.

Нептун, держа перед собой бумажку, начал выкликать:

Мичман Мур! Гардемарин Филатов отвечал:

— Болен. Со вчерашнего дня не выходил из каюты.

— Мичман Хлебников!

— Держит вахту.

— Мичман Рудаков!

— Весьма просит прошения. Жена пошла с утра на базар, да и запропала. Качает малого ребенка в люльке. Рад бы чести представиться владыке морей, да не может.

— Лекарь Бранд!

— Приготовляет на завтра вытрезвительные киндербальзамы для царя морей, его супружницы, сынка и свиты, — отвечал при общем смехе Филатов.

— Тихон Спиридонов!

— Здесь я, — отозвался Тишка, еще не зная, для чего его выкликают.

Он стоял в толпе зрителей, оттертый старыми матросами в самый последний ряд. Но ему очень хотелось быть поближе к Нептуну, поэтому, воспользовавшись случаем, он заработал локтями и торопливо забормотал:

— Пропусти, ребята, пропусти. Слышь, меня зовут! — и выскочил вперед.

— Через экватор не ходил? — грозно спросил его Нептун.

— Ходить не ходил, а пройти могу где хочешь, если капитан прикажет, — отвечал Тишка, сам довольный таким молодцовским ответом.

— Не ходил? Ага! Тогда садись на бочку!

— Это для чего же? — заупрямился было Тишка.

Но тут его живо подхватили под руки, завязали глаза и посадили на доску, положенную поперек бочки с водой. Откуда-то выскочил матрос Васильев и, вытащив из-за спины деревянную бритву величиною в аршин и банку с салом, смешанным с печной сажей, приблизился к Тишке.

— Позвольте вас побрить, — ломаясь и гримасничая, заговорил он.

— Чаи, в прошлый четверток брился, рано еще! — кричал Тишка при дружном смехе матросов, подозревая что-то неладное. — Пустите, чего охальничаете! Жалиться буду капитану.

Но Васильев, не слушая его, быстро прошелся помазком из тряпки по лицу Тишки, сразу обратив его в арапа, и начал брить своей аршинной бритвой.

Тут Нептун подал знак, из-под Тишки вырвали доску, и он бултыхнулся в бочку, вызвав тем дикий хохот всей команды.

Таким же образом выкупали и других молодых матросов, затем гонялись друг за другом с ведрами и окатывали морской водой с ног до головы.

Угомонились только к ночи и долго не могли уснуть, делясь впечатлениями веселого праздника.

А Тишка и вовсе не мог спать. То ли не давала покоя давешняя насмешка товарищей, которой он никак не мог забыть, то ли просто взяла его тоска под этими прекрасными, но чужими звездами. Он сунул свою дудочку за пазуху, выбрал себе местечко на рострах и долго сидел так, не играя, ожидая, что вот-вот начнет светать.

Но долга тропическая ночь.

«Теплынь, духота, а светает, видно, не скоро», — думал Тишка.

Незнакомые крупные звезды горели в черном небе над ним, отражаясь и качаясь на океанской зыби.

Тишка долго смотрел на них, и ему вспомнились свои, Гульёнковские звезды, хоть и не столь большие и ясные, а все ж таки нежней и милей здешних.

Он достал свою дудочку из-за пазухи, приложил ее к губам и извлек одну за другой долгие знакомые нотки, в которых слышалось все, что мило сердцу: то ворчливый голос зимней вьюги, залетевший на их тесный двор, то музыка жаркого летнего полдня на опушке березовой рощи, то звон жестяных колокольцев, подвязанных к шеям пасущихся коров.

До того печальны, милы и удивительны были в тишине океанской тропической ночи эти звуки простой русской дудочки, вырезанной из обыкновенной липы, что многие матросы проснулись и слушали их. Слушали и вахтенные, и матросы, сидевшие в смотровом гнезде на бушприте, и Хлебников, и Рикорд, и сам капитан Василий Михайлович, которому ближе и роднее всех были эти звуки. Он узнавал в них и голос, и песни, и сказки своей няньки Ниловны.

И так всем понравилась игра Тишки на дудочке, что матросы в часы, свободные от работы, иногда просили его сыграть. И Тишка играл.

Так шли дни на «Диане». А вокруг нее разливался без конца и края океан, сверкавший на солнце миллионами танцующих блесток, споривший своей яркой голубизной с небом, а блеском своим — с самим солнцем.

Иногда слева или справа от судна показывались киты. Над шлюпом пролетала стайка каких-то морских птиц, поблескивали над водой крылья летающих рыб. И снова внимание человека поглощалось созерцанием океана.

Величественная тишина этих дней плавания, ощущение неповторимости переживаемых минут, ласкающая глаз красота океана — все это захватывало, пленяло душу русского человека, всегда склонного к восприятию величественного и прекрасного.

Однажды Головнин собрал у себя в каюте всех свободных от службы офицеров и сообщил им, что решил итти мимо мыса Горн, а не вокруг мыса Доброй Надежды.

— Я не ласкаю себя надеждой, господа офицеры, — пояснил он при этом, — обойти мыс Горн ранее марта, каковой месяц чтится наибурнейшим и наиопаснейшим для судов в сих широтах. Множество кораблей всех наций в сем месяце претерпели здесь великие бедствия, однакож были и исключения. Известный мореплаватель Моршан благополучно обошел сей мыс в апреле, а наши «Надежда» и «Нева», направляясь в Российские северо-амернканские владения, — в марте. Посему и я положил покуситься пройти вокруг мыса Горн. Сие сулит нам немалое облегчение в дальнейшем нашем плавании в Камчатку, хотя ведаю, что оный путь весьма опасен в рассуждении цынги. Все путешественники на то жалуются. Но мы сего не устрашимся, запасшись доброй провизией.

И «Диана» пошла к бразильским берегам.

Вскоре вступили в полосу юго-западных пассатов. Шлюп день и ночь был окружен неисчислимыми стадами бонитов и других больших рыб, которые следовали подле самого борта. Хлебников с гардемаринами, а за ними и матросы пробовали бить рыб острогой с корабля, но не попадали.

...В одно прекрасное утро «Диана» оказалась плывущей среди травы, хвороста, древесных стволов огромной величины. На один из них шлюп едва не наскочил на полном ходу, если бы этого не заметил сидевший на носу матрос.

— Скоро мы должны увидеть великое множество птиц, — сказал Головнин Рикорду и другим офицерам.

Действительно, вскоре на воде и в воздухе показалось несметное число всякой водяной птицы, а около самого шлюпа вынырнул кит.

— Тишка, сюда? За тобой кит приплыл! — крикнул Васильев.

— Ну-к и целуйся с ним, — сердито отвечал Тишка, — а мне кит без надобности.

Со шлюпа был уже виден бразильский берег и остров Святой Екатерины.