"Владимир Михановский. Великий Посев (Фантастическая повесть, ж."Мы" 2/1991) [фрагмент, Часть 1]" - читать интересную книгу автора

корчиться, меняя форму, словно под ударами невидимого молота, и над
горизонтом выплывал красный солнечный шар.
Ночи в пустыне были прохладными, и дед с внуком с вечера до утра
дрожали от холода. Они прижимались друг к другу, укрывались всем своим
скудным тряпьем в тщетной надежде согреться. Ночью у деда особенно
сильно болело надорванное сердце, и он тяжко вздыхал, стараясь не
потревожить Атагельды, хотя тот и не спал.
Стоило, однако, взойти солнцу, и картина резко менялась: воздух
быстро нагревался, раскалялся песок, вскоре он начинал больно обжигать
босые ноги.
Невидимые струи разогретого воздуха, поднимаясь от застывших песчаных
волн-барханов, искажали перспективу. И вот уже вдали начинали появляться
радужные видения, иногда до жути реальные. И тогда Курбан и Атагельды
невольно ускоряли шаг, чтобы поскорее достичь миража.
Как ни странно, но именно миражи больше всего измучивали путников, а
не долгий, нелегкий путь. Они не только забирали у путников надежду, но
и рушили остатки сил, оставляя после себя холодное отчаяние. Ведь когда
видение рассеивалось, стократ тяжелее давался каждый шаг.
Таяли, растворялись в расплавленном мареве пышные кроны деревьев,
дающие густую тень, румяные бока сочных плодов, зеркальная поверхность
чуть выпуклого водоема, на которой мельтешат солнечные зайчики, - и
снова пустыня, и снова песок - куда ни кинь взгляд.
Близ крутой стены бархана Курбан приостановился, сбросил с плеч
котомку.
- Опять сердце? - спросил Атагельды, глядя на его посеревшее лицо.
- Кольнуло.
- Сильно?
- Пустое, пройдет. - Курбан попытался улыбнуться и погладил жесткие
курчавые волосы внука.
- Может, отойдем отсюда? - Атагельды показал на угрожающую трещину,
которая, начинаясь от основания, змеилась до самой верхушки песчаного
холма. - А то, глядишь, засыплет нас - и косточек не найдут.
- Не бойся, малыш. Этот бархан еще нас переживет, - произнес старый
Курбан и, кряхтя, опустился на корточки. Не мог же он, в самом деле,
признаться мальцу, что больше не в силах и шагу ступить...
Успокоенный Атагельды опустился рядом. Несколько мгновений они
безмолвно наблюдали, как юркая ящерица, взбежав на крохотный бугорок,
бесстрашно застыла на месте, разглядывая их блестящими бусинками глаз.
Но едва дед, слегка отдышавшись, заговорил, и при первых звуках его
голоса ящерица, вильнув, куда-то исчезла.
- Идем уже четвертые сутки, - покачал головой старик, что-то
прикинув. - А конца-края не видать...
- Четвертые сутки? - удивился мальчик. - А я думал, добрых две
недели. Скажи, а мы скоро придем на место, о котором ты говорил?
- Скоро, парень, скоро. - На сей раз, запустив ладонь в его шевелюру,
дед долго не опускал руку. Он искоса бросил испытующий, полный нежности
взгляд на Атагельды. Ну как признаешься ему, что потерял дорогу, утратил
путеводную нить в этой безотрадной пустыне?
Курбан достал из котомки флягу, взболтнул ею. Воды оставалось на
донце, по три-четыре скупых глотка, не больше. Последняя еда - сушеные