"Владимир Михановский. Великий Посев (Фантастическая повесть, ж."Мы" 2/1991) [фрагмент, Часть 1]" - читать интересную книгу автора

блаженные времена, когда можно было пить, сколько угодно!..
Они проговорили тогда всю ночь, устроившись во дворе под дырявым
навесом. Атагельды давно спал, так и не дождавшись конца их беседы.
Старик, видимо, был устадом - знаменитым придворным поэтом, который
услаждал слух эмира. Певец не потрафил ему, и владыка выгнал старца,
лишив всего имущества. Об этом пришелец говорил больше намеками, но
Курбан и так без труда представил себе, как вчерашний богам ходит по
базару, выискивая клячу подешевле, чтобы хватило на нее горсти медных
дирхемов, глухо позвякивающих в кармане.
- Жаль мне твою клячу, устад, - заметил Курбан, переведя взгляд с
собеседника на редкую крышу, сквозь которую просвечивали звезды, спелые,
словно гроздья бухарского винограда. - А тебя жаль еще больше: боюсь,
недалеко унесет тебя конь от эмирского гнева.
- Недалеко, говоришь? - загадочно усмехнулся седобородый. - Вот и
видно, сынок, что у тебя нет поэтического воображения. (Он так и сказал
- "сынок", хотя они, вероятнее всего, были почти одного возраста).
- Да зачем мне оно, воображение? - удивился Курбан и посмотрел на
смутный силуэт коня, дремлющего у перевязи. - Наверно, не одна тысяча
коней прошла через мою кузню. И я, поверь, неплохо научился разбираться
в их статях.
- Тебе это только кажется. - Гость погладил бороду. - А что до
воображения, то знай: только оно способно дать человеку крылья.
- Ну, воображай - не воображай, а конь твой - заморенная кляча, и не
более того, - упрямо возразил Курбан. - И боюсь, он падет на первой
версте, едва ты покинешь город.
- И опять ты не прав, почтенный, - произнес седобородый, и глаза его
весело и как-то совсем по-молодому блеснули. - Ежели ты такой знаток, то
разве не видишь, что это животное благороднейших арабских кровей?
Посмотри на его благородные линии, на густую гриву, на тонкие и сильные
ноги! А разве ты не обратил внимания, сколько разума таят его глаза?
В словах устада была такая сила убежденности, что Курбан против воли
подумал: чем шайтан не шутит, может, и впрямь конь в прошлом - арабский
скакун, только замордованный и заезженный прежними своими хозяевами?.. И
ведь в самом деле в больших и печальных глазах коня тлеет некий
загадочный огонь.
- Вот-вот, поразмысли над моими словами, сынок, - усмехнулся гость,
словно угадав мысли кузнеца, и глотнул из пиалы остывшего зеленого чая.
Чай, как всегда, заваривал Атагельды, научившийся этому искусству от
покойной матери.
- Вот ты говоришь - воображение, - сказал Курбан. - А зачем оно мне?
Нужно ли оно простому человеку?
- Воображение нужно всем, - веско произнес устад. - Оно способно
создать мир, реальный как сама жизнь.
- По мне, лучше уж сама жизнь как она есть, - возразил Курбан.
- А ты не подумал, что, как ты говоришь, сама жизнь есть не более чем
воображение? - улыбнулся седобородый. Курбан не понял, однако
переспрашивать не стал.
- Поясню свою мысль, - сказал гость и сделал еще глоток. - Хочешь, я
изображу коня так, как видится он моему воображению? И ты поймешь, что
оно реальнее самой жизни.