"Геннадий Михасенко. Милый Эп " - читать интересную книгу автора

- Еще глуше.

И через дорогу мы двинулись в лес, куда увиливала тропа, ведущая к
невидимой городской окраине.
Шоссе шло туда далеким огибом, потому что прямо лежала глубокая
лощина. Лес этот, зажатый между городом и промплощадкой, был еще
нормальным: высились тут зелено-золотистые, здоровые сосны, густыми
островками рос кустарник, тянуло смолистым сквознячком и насвистывали
пичужки, но хворь уже привили ему: справа и слева серели в молодняке
ноздреватые вороха отходов, лепешки застывшего раствора, бракованные балки
и покореженные плиты - словно какие-то внеземные обжоры бесстыдно швыряли
сюда внеземных объедков. Даже последние нищие сугробики-льдышки, которые
песчаный грунт жадно досасывал под кустами, казались бетонными ошметками.
Сквозь одно, метрового диаметра кольцо с голыми ребрами арматуры, проросла
сосенка. Лет через тридцать, если свалка не задушит лес и город не поползет
в эту сторону, народ подивится на окольцованную сосну.
Мы были одни.
Я думал, наша прогулка будет простой и веселой, как телефонный
разговор, но уединение вдруг сковало меня. Я уже не скрывал от себя, как
вчера, что влюбился в Валю и что ради нее выходил в эфир, но боялся этой
влюбленности, потому что уже дважды она заканчивалась плачевно - девчонки
отшатывались от меня, едва я делал намек. И понятно! Разве можно ответить
взаимностью такой образине? Поэтому я решил раз и навсегда: ну их к лешему,
этих девчонок! И вдруг опять!.. Теперь я знал, что надо таиться, чтобы
дольше продлилась эта невесомость. И я таился, стискивая в кармане бочонок
81. Во мне билось ликование, но я подавлял его. Мне бы говорить и говорить
с Валей, но я молчал; мне бы кувыркаться и плясать вокруг нее, но я
спокойно брел рядом; мне бы смеяться, но я почти хмурился; мне бы не
сводить с нее глаз, но я покосился на нее лишь украдкой, как на
электросварку.
- Аскольд, ты уже был здесь? - спросила Валя.
- Был. Вон там маслята собирал.
- С кем?
- Как с кем? Один.
- А почему ты покраснел?
- Потому что вопрос странный.
- Сам ты странный.
Она отбежала в сторону, набрала сосновых шишек и стала кидать в меня.
Пятясь, я ловил их и складывал в карман. На просеке, под тяжело прогнутыми
проводами ЛЭП, мы сблизились, и я сказал, таинственно подняв палец:
- Послушай-ка!
Валя запрокинула голову и замерла. Щека ее была в десяти сантиметрах
от моих губ. Я вспомнил, что почти вот так же, обманув Шулина, шустрая
Любка Игошина нанесла ему оскорбительный поцелуй, и смутился.
- Шуршит, - сказала Валя.
- Ток, - шепнул я.
- Да?
- Еще минут пять, и у нас волосы выпадут.
- Почему?
- Излучение.