"Николай Михин. Дача Долгорукова (хроника пятидесятых)(Повести и рассказы)" - читать интересную книгу автора

Кубу. Интерес кубинцев к нам был немалый. К причалу подходили
взрослые и дети, группами и поодиночке, подходили на плотах и
лодчонках. Порт был открытый. Но на борт никого не пускали.
Помимо нашего вахтенного матроса у трапа находился
представитель народной милиции (вроде нашей Красной гвардии).
На борт пропускались только грузчики и официальные лица,
которых в Касильде было немного. Чаще других теплоход посещал
шипшандлер (человек, занимающийся снабжением судов
продовольствием) по имени Раймонд.
Нам с Андреем как-то довелось побывать в гостях у
Раймонда. Многие из членов экипажа, в том числе капитан,
побывали на организованной Раймондом экскурсии в латифундию его
брата, где мне больше всего запомнилось обилие манговых
деревьев и попугаев. Фотографировались верхом на мустангах.
Брат, хоть и латифундист, революцию принял восторженно, видел в
ней гарантию независимости страны от Соединенных Штатов. Он с
семьей жил отдельно, за пределами Касильды. Раймонд жил
неподалеку от порта с родителями и маленькой дочуркой. Дочка
была беленькая, такая воздушная, как ангелочек, и звали ее
Анжелой. Раймонд тоже принял революцию, но жена его, американка
предпочла мир свободного бизнеса в одном из южных штатов
Америки послереволюционному неустройству чужой для нее страны,
в которой она оставила мужа и дочь.
Многим морякам показалось странным появление на борту
симпатичной девушки на вид лет двадцати. Вахтенный штурман
подвел ее ко мне, так как уборщики (а я был, простите,
уборщиком) самые свободные на судне люди, в смысле свободного
времени, и попросил поводить ее по теплоходу, рассказать о
нашей жизни, ответить на вопросы. Показать было несложно.
ОбЪяснить - сложнее. Ответить на вопросы - еще сложней. Из
испанского языка я успел выучить десятка три слов. По-английски
мог обЪясняться только с лоцманом да, с грехом пополам, с
продавцом припортового магазина. Ее ярко выраженное испанское
произношение подчас делало знакомые мне английские слова просто
неузнаваемыми. Выручала жестикуляция, хотя к ней старались
прибегать редко. Для начала мы представились друг другу. Ее
звали Арминда. На вопрос, кем работает, ответила, что она -
революционерка. Уточнять я не стал. Показал ей каюты матросов и
мотористов в кормовой надстройке. Поднимались на ботдек,
посидели на перевернутой рабочей шлюпке. Водил ее в нашу
столовую, но время было между завтраком и обедом, поэтому
попробовать флотского борща я предложить ей не мог. Уже тогда,
в столовой, я заметил, что ее заинтересовал стройный в белой
форменной рубахе с гюйсом, молодой человек, наводящий там
порядок. Это был Андрей. Потом, когда мы сидели с Арминдой в
Красном уголке за журнальным столиком, Андрей вошел и
приобщился к нашей беседе, в течение которой она время от
времени поглядывала на нас (чаще - на
него), перелистывая подшивки газет. Разговор был ни о чем.
Андрей неплохо говорил по-английски, чем еще больше