"Николай Михин. Дача Долгорукова (хроника пятидесятых)(Повести и рассказы)" - читать интересную книгу автора

сами молодожены угощали подошедших и подключившихся к свадьбе
людей. Те выпивали, как водится, с пожеланием здоровья молодым
и большого количества детей.
Немного забегу вперед события, так как не могу не сказать,
что все пожелания сбылись на сто процентов, что говорит об
искренности чувств и гостеприимстве, в чем тоже особенность
Тонькиной свадьбы. Они прожили счастливую жизнь. Конечно, все в
работе, все горбом да пупком, но в любви, согласии и
благополучии. Шестерых детей вырастили: трое девок да парней
столько же. У каждого своя семья. Внуков у Тоньки с Колькой -
куча.
А свадьба только разгоралась, входила в силу. Перепляс у
дома перешел в перепляс на улице и - дальше по селу. На каждой
более-менее вытоптанной площадке у какого-либо дома
останавливались и плясали. Выходящих полюбоваться на свадьбу
хозяев угощали (графины с водкой и закуску несли с собой), а
если в доме жили родственники молодоженов, те угощались и в
свою очередь сами приглашали молодых в избу и угощали их вином
и хлебом-солью, чем Бог послал. И снова плясали и пели и, что
удивительно, не уставали. Причем, спетое ранее не повторялось.
Откуда только что бралось. Тут были и камаринские, и семеновны,
и мотани, но чаще звучали елецкие да рязанские частушки и
страдания. Особенно красиво получалось, когда быстрого темпа
частушка сменялась отчаянным и безутешным страданием. Сюжеты
больше были свадебные, любовные, соответственно случаю. Были и
с картинками, и менее откровенные. Один начинает в переплясе
почти речитативом:
- Она меня заразила
На высоких каблуках.
А я ее тоже, тоже - На огороде, в лопухах. -
Другой протяжно и голосисто продолжает:
- Эх, она меня
Съесть хотела:
Искусала
Мое тело.
И снова пляс.
Мимо старинной полуразрушенной церкви прошли, не
останавливаясь, но музыки и песен не прерывая. Один какой-то
пьяненький с угреватым лицом мужик, не из гостей, все пытался
пробраться в центр пляски, но его не пускали, и он, приплясывая
среди зрителей, фальцетом пропел под мотаню:
- Ой, мотаня, ты, мотаня,
Ты, мотаня - глупая.
Не ходи, мотаня, в церковь:
Поп за сиськи щупая.
Мужика сразу одернули, не из-за религиозного чувства, да и
вольности, высказанные в частушке, сельской цензурой
допускались. Многие помнили, как в тридцатые годы за перегибы в
антирелигиозной пропаганде и агитации он, тогда молодой еще
парень, был даже выведен из числа комсомольского актива. Его не