"Николай Михин. Дача Долгорукова (хроника пятидесятых)(Повести и рассказы)" - читать интересную книгу автора

пальцах. Бульдожья хватка была мертвой.
Бульдог, также, как и Вобла, бил ребят(в основном,
пятиклассников) линейкой по рукам. А иногда и по голове. К
семиклассникам отношение было другое. Видно, потому, что
семиклассники взрослее, серьезнее, меньше шалили. А может быть
просто могли дать сдачи. Бульдога тоже не любили и боялись.
Не боялись, но и не любили, к немалому удивлению Кольки,
Дору Яковлевну Лисовецкую, учительницу ботаники, зоологии и
анатомии человека. Она любила свое дело, на ее уроках не было
скучно. Уроки ботаники проходили на пришкольном участке. Но вот
нужного контакта с учениками у Доры Яковлевны не получалось.
Наиболее шпанистые передразнивали ее голос, походку, облепляли
ее юбку сзади репейниками. На уроках анатомии скелет всегда
стоял с папиросой между челюстями. Таких пацанов было немного,
но те, кто их осуждал, Доре их не закладывали. Ябеда был вне
закона. Этот нравственный принцип соблюдался свято.
Шумновато было и на уроках рисования (черчения). Эти
предметы вел интересный человек Иван Григорьевич Дурасов.
Высокого, около двух метров, роста, он ходил, не сутулясь,
говорил с ярко выраженным украинским акцентом. Кто-нибудь из
пацанов на задних партах начинает тихонько копировать его
говор, остальные бесшумно хохочут. Но что значит "бесшумно",
если прыск и сдавленный хохот слышны всему классу? Вот и
сейчас:
- Ну тыхо, тыхо, шо там, на Камчатке, загыкалы? Чертить
бы учились нормально, а не гыкать... Полтавский, расскажи нам,
шо тебя так рассмешило. Может мы вместе похохочем?
Боря Полтавский встает и смущенно молчит.
- Ну не таись, скажи... Ну, ну... Говорит Полтава.
Говорит Полтава...
Снова хохот.
- Тыхо! Вы ж такие большие диты. Вот вы придете после
школы на завод. Старые рабочие встретят вас и спросят: "А чему
вы, диты, научились в школе?" А диты чертят, как курица лапой.
На задних партах вновь прыснули.
- Ну шо еще там? Измайлов, шо вы там рассказываете?
Витька встал и сказал:
- Они спросят: "И кто вас, дети, этому научил?"
Тут уж хохот всего класса. Иван Григорьевич в этот раз
"полез в карман за словом". Он пробормотал, что тоже был
маленький, на что Витька Измайлов, понимая разговор учителя с
классом, как разговор с собой, выразил вслух свое сомнение:
- Но верится с трудом...
Действительно, трудно было представить маленьким такого
большого человека. За рост и в соответствии с профессией Ивана
Григорьевича звали Штрих-пунктиром.

Другие учителя для ребят были обычными и какой-либо
любовью или нелюбовью у них не пользовались.
Все педагоги обратили внимание, что за последние три года