"Петр Алексеевич Михин "Артиллеристы, Сталин дал приказ!" " - читать интересную книгу автора

дне окопов. А комбата младшего лейтенанта Глыбу, единственного уцелевшего
офицера в батальоне, уже вызывает по телефону комполка:
- Ну, захватили траншею? - спрашивает строго майор Соловьев.
- Не смогли. Залегли под сильным огнем и вернулись на исходную.
- Как вернулись?! Ты с ума сошел?! Немедленно возобновить атаку! Чтобы
сегодня же с батальоном был в немецкой траншее, понял?!
- Так точно.
Ни в какую атаку жалкие остатки батальона Глыба, конечно же, не
поведет. Это бессмысленно, да и невозможно. Но через час новый вызов по
телефону:
- Ну, как? - спрашивает нетерпеливый Соловьев, которого, в свою
очередь, пилит командир дивизии.
- Да продвинулись метров на сто, - отвечает Глыба.
- Действуй дальше, чтобы к вечеру траншея была наша!
Когда в очередной раз комбат, убежденный в бессмысленности наших
немощных атак, услышал строгий голос командира полка и снова соврал, да
будет [61] ложь его святой, что продвинулись якобы еще на пятьдесят метров,
майор потребовал:
- Дай трубку артиллеристу!
Спрашивает уже меня:
- Ну, как там пехота, наступает?
- Да, еще продвинулись метров на сорок, - отвечаю, чтобы не подводить
младшего лейтенанта: он, бедняга, уже не рад, что за неделю из взводного в
комбаты вышел. Жалко ему поднимать солдат на бессмысленную смерть, а
командованию не дано понять сложившуюся обстановку на передовой, твердит
одно, да и только: давай, атакуй! - лишь бы не затухало наше никчемное
наступление.
Между тем немцы, может в отместку за гибель своей роты под моими
снарядами, принялись беспощадно обстреливать минами и снарядами наш передний
край. Десятки и сотни разрывов вспучились фонтанами земли и болотной жижи.
Поднялся страшный грохот, земля заходила ходуном, того и смотри уйдет из-под
тебя, и полетишь ты в тартарары. Клубы пыли и дыма окутали наши позиции,
бесчисленные смертоносные осколки мин и снарядов заполонили все вокруг. Мы с
комбатом Глыбой, его ординарцем и моим связистом всунулись в небольшой,
глубиной в метр, блиндажик, чтобы спрятаться хотя бы от осколков.
- И где только немцы снаряды берут, никаких лимитов у них нет, - скорее
для себя - не для нас озабоченно проговорил комбат, - как привяжутся, конца
обстрела никак не дождешься.
Тонкий слой земли над головой не столько защищает, сколько успокаивает
нас, спрятавшихся. Согнувшись в три погибели, мы сидим рядком на глиняном
выступе-лежаке в темном убежище, блиндажик постоянно содрогается от близких
взрывов, с потолка сыплется земля. Внезапно один из снарядов разворотил угол
нашего убежища, солнечный луч врывается в сумрак [62] землянки, высветив
густой столб клубящейся пыли. Каждый из нас про себя молит бога: только не
прямое попадание! Очередной сильный удар сотряс стенки нашего убежища, и в
этот самый момент мой телефонист, сидящий справа от меня, торопливо, плавно,
но настойчиво, толчками принялся просовывать мне под мышку свою руку. От
страха, наверное, жмется мальчишка, подумал я снисходительно. Когда же его
ладонь просунулась наружу, к моей груди, я с удивлением увидел, что на нее
надета небольшая консервная банка. Зачем это он банку-то натянул на руку? -