"Петр Алексеевич Михин "Артиллеристы, Сталин дал приказ!" " - читать интересную книгу автора

шаг, того гляди сами вперед понесут. А самое главное их достоинство - ни в
каких лужах не промокали. Я впервые в жизни обрел непромокаемую обувь, вечно
у меня текли ботинки, особенно в талой воде.
На следующий день уже был полный распорядок дня, с 5.00 до отбоя в
23.00. Зарядка, пробежка по набережной Невы, завтрак и 10 часов занятий с
небольшим перерывом на обед, а вечером - 2 часа самоподготовки. Дыхнуть
стало некогда. За четыре месяца нужно было освоить трехгодичную программу.
На практических занятиях орудийный расчет в восемь человек должен, как
игрушку, катать, разворачивать и приводить в боевое положение 12-тонную
пушку, и снаряд 43 кг весит, а стальные сошники, что вставляются в концы
станин, - по 100 кг, да его, этот сошник, надо еще громадной кувалдой забить
в землю. Не высыпались. Все тело болело. Когда в четыре утра водили строем в
баню, мы научились на ходу спать. И ничего, получалось: просыпаешься при
остановке, утыкаясь в спину впереди идущего.
В одно из воскресений меня отпустили сбегать в институт за письмами.
Брат писал из Подмосковья, что добровольно вступил в народное ополчение;
настроение бодрое, патриотическое, ждут отправки на фронт, хотя воевать еще
не научились и оружия пока нет. Чувствовалось, что состояние у брата боевое,
приподнятое, да и политруки настраивали их, семнадцатилетних, на скорое
истощение ресурсов у врага, а там и побить фашистов нетрудно будет. Еще брат
писал, что ополченцы беспокоятся, как бы не опоздать на фронт, а то без них
война закончится. [15]
Вскоре эти ополченческие дивизии постигла горькая участь. Ими заткнули
образовавшиеся на фронте прорехи и без пользы погубили.
Наши политработники тоже рассказывали нам о положении на фронтах. В
основном о том, какие города сдали немцам. Быстрое продвижение фашистов
тревожило, возмущало и удивляло нас. Приученные к победным кинофильмам и
песням, мы не могли понять, как случилось, что немцы уже нацелились на
Москву. Ранее в клубе института нам постоянно читали лекции по
международному положению. Мы знали, что англичане и французы затягивали
переговоры, фактически не хотели вместе с нами выступать против Гитлера и
тем вынудили Сталина заключить договор с немцами. Народ, конечно, не верил в
дружбу с Гитлером, люди внутренне, про себя, не одобряли политику
заигрывания с фашистами. Например, мой дядя по линии матери Егор
Илларионович Сахаров, простой крестьянин, хотя и колхозный бригадир,
погибший потом на войне, так мне говорил: "Сталин боится Гитлера, заигрывает
с ним и откупается от него хлебом и углем, как мой сын Петька откупается от
ребятишек постарше яблоками, чтобы они не били его".
Советские люди жили тревожно, в ожидании войны. Но не думали, что она
начнется так внезапно. Мы ведь не знали, что разведчики доносили Сталину о
готовности Германии напасть на нас, даже дату нападения называли. Нарком
обороны маршал Тимошенко 13 июня просил разрешения у Сталина привести
приграничные войска в боевое положение, но Сталин не разрешил - боялся
прогневать, встревожить Гитлера. Вот и получилось: снаряды держали вдали от
пушек, чтобы ненароком не выстрелил кто и не спровоцировал немцев, войска -
на учениях, люди - в отпусках и увольнениях, на каждого летчика приходилось
по два самолета - в общем, гуляй, ребята! [16]
Даже когда началась война, Сталин не верил в ее реальность, все думал,
что это провокация. А потом до 28 июня вне себя был. И только к 3 июля
оклемался.