"Вацлав Михальский. Прощеное воскресение ("Весна в Карфагене" #5)" - читать интересную книгу автора

спросить, да раньше не решалась, а теперь, за эти несколько дней, все они
стали совсем свои. - Он у вас чистый.
- Лоб вытираю? Та полоса от фуражки получается - не люблю.
- А-а, но сейчас нет никакой полосы.
- Ну спасибо... Скоро в нашу больничку приедем, - задумчиво сказал
Ираклий Соломонович. - Как они там?.
Александра промолчала, да и что она могла сказать.
Тут вагон подцепили и поволокли к новому составу.
Молодые майор и полковник на первых порах пытались ухаживать за
Александрой, но заметивший это Ираклий Соломонович пошептался с ними, и те
отстали - как ножом отрезало. Александра случайно услышала в чуть
приоткрытую дверь купе эти его шептания:
- Та ее жених в Москве встречает, та он из вас двоих сделает четыре!
Александра посмеялась, что кто-то там будет ее встречать в Москве, а
когда поезд наконец подошел к перрону Киевского вокзала, оказалось, что
Ираклий Соломонович не зря пугал женихом.
Поезд прибыл в половине третьего дня, было еще светло.
- А я телеграммку из Лисок отбил. Сколько мы там стояли! Так что в
случае чего не пугайтесь, - громко сказал Ираклий Соломонович, когда они все
выстроились у окошек вагона, медленно наплывающего на перрон.
Их встречали. Без оркестра, но с цветами. Три белые хризантемы
преподнес Александре подполковник медицинской службы, в котором она не сразу
узнала Марка, сына больничной сестры-хозяйки Софьи Абрамовны (у нее-то он и
срезал из комнатного горшка с цветами эти хризантемы, расцветшие как нельзя
кстати). За минувшие годы Марк так возмужал, сделался таким статным, что
вполне годился в завидные женихи.
С самого малого детства Александра не любила чуть горьковатый, земляной
запах хризантем, она могла бы описать этот запах еще точней. Но Марк-то
причем? Он ведь дарил от чистого сердца, и Александра смяла и отбросила
почти пришедшую ей на ум точную формулировку о запахе хризантем и об их
японской и европейской символике...

VI

И кофта, и блузка, и юбка - все подошло маме! Александра боялась, что
будет великовато, но всегда худенькая мама чуть-чуть пополнела за последние
годы, и все пришлось ей впору. Первые минуты встречи они обнимались,
целовались, плакали, гладили друг друга по плечам, потом всматривались друг
в друга, вытирали слезы радости, беспричинно смеялись, привыкали, а потом
все пошло как по маслу, будто и не было долгих лет разлуки. Родные на то и
родные, что годы не властны над кровной близостью.
Их большая комната, пристроенная к кочегарке, мало чем изменилась;
только толстая труба парового отопления теперь была выкрашена не в голубой,
а в светло-кремовый цвет.
- Ремонт после Дня Победы делали, а мне трубу покрасили и не выселяют
до сих пор, хотя я давно не дворник, - перехватив взгляд Александры, сказала
мама. - Неплохой цвет, теплый. Мой руки, буду тебя кормить. Я еще вчера
знала, что ты приедешь.
У мамы было первое дело: кто бы ни пришел, сразу кормить. Дочь вымыла
руки из знакомого ей с детства, висевшего над ведром у двери маленького