"Вацлав Михальский. Прощеное воскресение ("Весна в Карфагене" #5)" - читать интересную книгу автора

серого умывальника, может, алюминиевого, а может, из какого-то сплава,
умывальника литра на два воды, с длинным металлическим соском, и села к
столу, застеленному клеенкой в розоватую клетку.
- Ма, у тебя и клеенка новая!
- Новая. Надя подарила. Я мальчика ее нянчу, а она мне помогает и даже
деньги дает, но я много не беру - на трамвай, на мыло, ну туда-сюда... Ты,
Саша, моя кормилица, я ведь за тебя офицерский паек получаю. Так что живу
кум королю и сват министру! Когда тебе присвоили звание и ты написала насчет
пайка, Надя прочла мне твое письмо, и я сразу пошла, они мне не дали. Ну я
Надежде проговорилась, так она такое подняла: "Я, тетя Аня, из горла у них
выну!" И вынула. Бой-баба! Помнишь, так говорили у нас в Николаеве? Хотя что
я мелю, откуда ты можешь помнить? Это Маруся могла бы, - засмеялась мама. -
Совсем я без тебя душой усохла. Садись к столу, супа налью. Перловый - ты в
детстве любила.
- Я и сейчас люблю, мамочка! Даже не верится, что я дома!
Александра поела и вкусного маминого супа, и гречневой каши с пахучим
жареным луком, выпила с мамой чая с сахарином и только потом начала
вываливать добро из двух огромных брезентовых баулов - шофер госпитальной
полуторки еле втащил их по одному в комнату. Мама ахала, охала, говорила,
что теперь им "на три года хватит", а Александра тем временем извлекла самое
главное: подарки для мамы.
- Теперь, мамочка, я закрою дверь, а ты примеряй наряд. Я отвернусь, а
ты оденешься. Хлопнешь в ладоши, и будем смотреть, а пока молчи!
Анна Карповна переодевалась без восторгов и причитаний долго,
тщательно. Сидевшая к ней спиной дочь разглядывала комнату: потемневший от
времени ларь, в котором, наверное, и до сих пор хранились книги - слепки со
многих душ замечательных людей; окошко в потолке, наглухо заметенное снегом.
Надо завтра же с утра залезть на крышу и смести снег. Скоро Новый год, а в
окошко хорошо видно небо. Вдруг будет звездное? Красота!
Наконец раздались три сухих хлопка в ладоши.
Переодетая в новый наряд Анна Карповна стояла в дальнем углу комнаты,
куда почти не достигал желтоватый свет электрической лампочки, висевшей
посередине потолка.
- Графиня, пройдитесь, вас не видно! - вставая с табуретки, весело
скомандовала Александра. И мама двинулась к ней.
Тысячу раз слышала Александра, что "не одежда красит человека, а
человек одежду". Однако сейчас, при виде переодетой мамы, она поняла, что
это, увы, не совсем так, если человек умеет носить одежду... Ей навстречу
двигалась совсем незнакомая, стройная женщина с осанкой, от которой
прямо-таки веяло ненарочитой простотой, свободой, уверенностью в каждом
своем шаге и жесте.
- Мамочка, да ты королева!
- Всего лишь графиня, мне чужого не надо, даже королевского. - Мама
улыбнулась так светло, как в целом мире могла улыбаться только она одна.
Лучезарно - другого слова у дочери не было. - И кофта отличная, и все
прочее - спасибо! - Подойдя вплотную, мама поцеловала дочь в щеку.
- Это я в Праге на толкучке выменяла, а потом еле убежала от патруля -
по офицерским сапожкам меня засекли, поняли, что я военная. Не догнали! Мы с
Марысей дали такого деру, что ой-е ей! Это девочка у нас работала, чешка, в
посудомойке.