"Наталья Михайлова. Оловянное царство " - читать интересную книгу автора

жонглером, плясуном, лицедеем, и притом не играл бы на каком-нибудь
музыкальном инструменте. В первый миг, глядя на снующих от возов к кострам
стрельцов, скоморохи поддались иллюзии, что они могут со своего берега
разглядеть собственную свирель или гудок.
Медведчик Михал острым взглядом, сощурившись и оскалившись, высматривал
дудку, его сосед Евстрат Гойда - домру. Парень в рогожной ферязи нервно
стиснул одной рукой другую: по пальцам музыканта точно пробежала боль от
разлуки с диковинкой, с заморской десятиструнной лютней. Даже дед Шумила
искал близорукими глазами свои яворовые гусли.
Гойда захватил морозного воздуха в грудь и крикнул, как только позволял
ему закаленный криком в базарной толпе голос:
-Эй, царство оловянное! Оловянное царство!
А затем добавил еще несколько слов на языке кабака -тех слов, в которых
далекие потомки признают сакральные формулы снижения и построения антимира,
то есть богохульных и неприличных. Эти слова разом подхватили и остальные
веселые люди.
Все они помнили старинную быль, как Вавила-скоморох забрел в какое-то
Оловянное царство. Люди там никогда не слыхали музыки, не видали гуслей.
Вавила-скоморох заиграл, и Оловянное царство от его игры загорелось от края
до края.
С казенного берега, где у костров суетились стрельцы, до скоморошьего
ветер донес запах дыма. Почуяв его, Евстрат Гойда смолк, перестал
выкрикивать брань и отшатнулся назад, точно оступился в снегу. Потом тихо
закрыл лицо руками. Трое его товарищей самозабвенно кляли стрельцов и не
заметили этого страдальческого жеста. Гойда уже опустил руки, когда они
замолкли.
Дядька Михал неожиданно весело блеснул глазами: брань потешила его
душу.
-Пойдем что ль? - спросил молодой парень, который больше всех замерз в
своей рогожной ферязи.
-В неметчину? - оскалился медведчик.
-В кабак, - отвечал дед Шумила.
-Эгей, Евстратушка! - дядька Михал нетерпеливо толкнул в бок Гойду,
который снова стоял подле него, в раздумье повесив голову.
-В кабак так в кабак! - безнадежно махнул рукой тот.
Потомки скажут, что кабак был церковью антимира. В настоящем мире были
богатые и бедные, а в кабаке равно пропивались до нитки; в мире были знать и
чернь, а в корчме и в бане все дворяне. В кабаке были безразличны дорогая
шуба и грязная гунька , важность и униженность, безродность и знатность.
Ученые потомки установили доподлинно, а веселые люди угадали чутьем, что за
степенностью и благопристойностью казенного мира стоит тупость Оловянного
царства. Поэтому скоморохи любили скакать, прыгать и петь веселые, отнюдь не
степенные песни.

На стене Софийского собора в Киеве есть фреска, на которой потешники
играют на флейтах, длинных трубах, на арфе и инструменте, подобном греческой
китаре, наконец, на тарелках. Флейтист и тарелочник вдобавок еще и пляшут.
Когда-то Русь не видела в этом действе идольской службы. В дни
скоморохов Софийского собора Русь еще не открещивалась от своего низового
мира, не начинала борьбы с веселыми "бесовыми слугами" и "б...диными