"Максим Михайлов. Стреляешь в брата - убиваешь себя " - читать интересную книгу автора

лет и откровенно строящие глазки соседям молодухи, шныряли тут и там
непоседливые юркие подростки. Андрей, не слышавший, о чем говорит оратор,
стоявший вне основной массы людей, а соответственно не попавший под общий
гипноз толпы, внимательно осмотревшись, легко вычленил нескольких особо
заводных мужичков, громче всех оравших в ответ на произносимую речь. По
тому, как грамотно они были расположены и как синхронно принимались вопить,
будто повинуясь невидимому сигналу, аспирант заключил, что мужички явно
подставные, специально разогревающие толпу, заводящие ее на действие. Вскоре
он выявил еще одну группу, точно не имевшую отношения к стихийно собравшимся
кто откуда на площади людям. Располагалась она у самых ступенек крыльца и
состояла из широкоплечих, коротко стриженных молодых парней в одинаковых
кожаных куртках черного цвета. "Это явно бойцы! Передовой отряд, который
должен будет возглавить штурм! Право первого хода за ними, остальное
довершит обезумевшая от погрома и крови толпа", - как-то отстраненно подумал
Андрей. В руках у многих погромщиков он заметил толстые арматурные пруты -
заранее готовились, сразу видно.
Чуть сбоку наполовину скрытая углом выходящего на площадь дома стояла
патрульная машина милиции. Двое вооруженных автоматами милиционеров с
ленивым интересом наблюдали за происходящим, небрежно облокотившись на
капот. Рядом стоял здоровяк в камуфляже. На его рукаве Андрей разглядел уже
знакомую белую повязку. На груди усташа висела казавшаяся на его фоне
игрушечной охотничья двустволка.
Меж тем подогреваемая экзальтированным оратором толпа, будто морской
прилив прихлынула к ступеням. Откуда-то из ее середины вылетел увесистый
обломок кирпича и глухо ударил в запертые двери. За ним последовал еще один,
на этот раз, врезавшийся в витрину, жалобно тренькнуло разбитое стекло,
однако полностью не обрушилось, лишь зазмеилось трещинами, побежавшими во
все стороны от дыры величиною с голову младенца. Напиравшие на ступени люди
радостно заревели, потрясая кулаками. Казалось еще мгновение и толпа
чудовищным напором снесет запертые двери, выдавит витринные стекла, и ничто
уже не сможет ее сдержать. В эту самую секунду на втором этаже распахнулась
дверь, ведущая на нависающий над крыльцом ажурный балкончик, и на пороге
показался одетый в серый костюм-тройку мужчина. При виде его толпа разом
замерла, будто наткнувшись на невидимую стену. В руках мужчина сжимал ружье,
а лицо его так сильно искривила гримаса ненависти, что даже находившийся в
нескольких десятках метров от него Андрей без труда смог ее разглядеть.
Следом за мужчиной хватая его за руки и уговаривая вернуться, на балкон
выскочили две молодые девушки в униформе, видимо, продавщицы. Одним резким
движением освободившись от них и шагнув к перилам мужчина, перегнувшись
через резные деревянные панели и сверля передние ряды погромщиков налитыми
кровью глазами, в бешенстве проорал:
- Что, шакалы, почуяли поживу?! Я слышал, что вы тут кричали! Сербы вам
не по нраву?! Так что же вы не пошли громить рабочие кварталы, а приперлись
к моему магазину?! Потому что с рабочих нечего взять?! Дети у вас голодные?
Сербы вас обворовали, отняли у вас последнее? Так я вас сейчас накормлю!
Голос хозяина магазина разносился по всей площади, легко перекрывая
гневный ропот в задних рядах толпы. Андрей отчетливо разбирал каждое слово.
- А ну пошли вон, трусливые твари! Здесь вы не получите ничего, кроме
хорошей порции свинца! А он плохо переваривается даже такими не имеющими
совести ублюдками, как вы!