"Максим Михайлов. Чего не прощает ракетчик" - читать интересную книгу автора

Никитоса, никогда больше не навещать брата и вытрясти, вырвать с мясом все
еще стоящий в ушах истеричный крик его жены: "Это ты во всем виноват!" Нет,
не виноват он конечно ни в чем, она и сама, наверное, уже поняла это, поняла
и приняла, когда горе затмившее разум притупилось, стало не таким
пронзительным и острым. Вот только ответить за эту несуществующую вину все
равно кто-то должен. Не важно кто: он сам, или тот, кто брал на
сопровождение российский самолет над грузинскими горами, тот, кто нажал
кнопку "пуск" и радовался, поздравляя расчет с удачной работой... Так что,
если по-честному, выбор не богат, даже если уйти сейчас, все равно жизни
дальше не будет. Не выплаченный долг, несуществующая вина растравят душу
концентрированной серной кислотой, разорвут изнутри на кровоточащие ошметки.
Ну же, выбирай, Севастьянов! Чего ты ждешь?
Скрипят в лифтовой шахте тросы, неумолимо ползет вверх кабина с
Маркухиным внутри. Ну, что ты решил? Время! Дальше тянуть уже некуда...
Ах, как трудно сделать первый шаг, онемевшие непослушные ноги
отказываются подчиняться. Лишь неимоверным усилием воли удается переступить
правой на ступеньку ниже. Шаг, еще шаг... Лестничная площадка с рядами
металлических дверей стыдливо отделанных под дерево наплывает словно во сне.
Скрипят, отчаянно воют под нагрузкой лифтовые тросы. Снова шаг вперед. Еще
одна ступенька остается позади. Теперь он видит перед собой только
двустворчатые двери лифта, весь мир сузился до их размера, сжался,
концентрируясь в двух пластиковых створках. Через мгновение они распахнутся,
и из кабины выйдет Маркухин. Все наработки первых фраз тщательно продуманные
и отрепетированные с Мариной, повторенные каждая сотню раз, начисто вылетели
из головы. Не важно. Они не понадобятся. Капеллан все поймет сразу, он не
поверит в случайную встречу. Севастьянов был в этом уверен на двести
процентов... Еще одна ступенька, зубы безжалостно впиваются в губу, во рту
разливается солоноватый привкус собственной крови. Зато боль возвращает
способность думать, рассеивает клубящийся вокруг бордовый туман, делает мир
резким и четким. Лифтовая кабинка с характерным кряхтением замирает на
этаже. С натугой распахиваются, разъезжаются в стороны двери.
Капеллан почти не изменился внешне, только кожа лица будто посерела и
увяла, да плечи согнулись, растеряв былую строгую выправку. А так все тот
же, что и много лет назад, разве что одет в непривычный гражданский костюм и
дешевый затрепанный плащ, вместо всегда безупречно сидевшей на нем военной
формы. Бывшего однополчанина он сразу не заметил, увлеченный какими-то
своими мыслями, не обращающий внимания ни на что вокруг, погруженный в
решение одному ему ведомых проблем. Секунду или две Севастьянов с
болезненным любопытством пытался угадать, о чем же думает сейчас бывший
офицер, а ныне школьный учитель. Может быть разбирает сам с собой только что
проведенные уроки, прикидывает о чем станет рассказывать своим ученикам
завтра, что будет спрашивать у них. Или наоборот, полностью отключившись от
работы, с нетерпением ждет встречи с женой, с сыном, размышляет куда бы
устроить на учебу своего оболтуса, чтобы уж наверняка дать ему шанс
вырваться из родительской нищеты... Да, теперь он вполне может об этом
думать, денег заработанных на чужой крови наверняка хватит чтобы оплатить
учебу родному чаду, даже если тот выберет самый престижный ВУЗ. Ненависть,
внезапно вспыхнувшая внутри багровой волной, ударила в голову, пальцы сами
собой сжались в кулаки с такой силой, что побелели костяшки. Севастьянов
вновь остро пожалел о том, что у него нет пистолета, все было бы кончено в