"Кальман Миксат. Зонт Святого Петра" - читать интересную книгу автора

уж помнит, в том поклясться готов, - а Пал Квапка, можно сказать, был
человек надежный.
Личность эту, с евреем схожую, другие тоже видели. Был человек стар, с
длинными седыми волосами, с согбенной спиной, в руках держал палку, ручка
которой по форме напоминала свиной хвостик кренделем. Когда старец
поравнялся с колодцем Прибилов, ветер сорвал с головы его шляпу и открыл на
макушке белую лысину величиной с кольцо в удилах.
- Лопни мои глаза, - объявил церковный сторож (это он увидел старца в
тот момент, когда тот оказался без шляпы), - лопни мои глаза, если он был не
такой из себя, как святой Петр у нас на иконе. Тютелька в тютельку, только
что ключей в руках не держал.
От колодца Прибилов старик прямиком пошел к полю Иштвана Штропова,
засеянному люцерной, где паслась корова семейства Кратких; корова только
было приладилась боднуть еврея, а тот возьми да ударь ее палкой - с того
момента (спросите у самих Кратких, они вам скажут) корова стала давать
каждый день по четырнадцать кварт молока. А прежде Краткие и четырем квартам
бывали рады.
У околицы старец окликнул служанку мельника и спросил, как пройти на
Лехоту. Девушка по имени Эржи растолковала ему дорогу, и он отправился в
путь по тропе, протоптанной через гору. Впоследствии Эржи припоминала,
будто, когда он шел, она видела нимб вокруг его головы.
Да что толковать - конечно, это был святой Петр! А почему бы ему,
собственно, и не быть! Разве мало ходил он, мало перемерял земли вместе с
господом нашим Иисусом Христом? Столько летописей осталось о великих его
деяниях, что даже сотое поколение продолжает о них рассказывать. А что было
возможно однажды, может произойти во второй раз. И вот по деревне от одного
к другому побежала диковинная молва: маленькой сестреночке нового батюшки,
господь бог во время грозы послал матерчатый шатер, чтобы прикрыть ее от
ливня. Заступник сирых и страждущих послал ради этого на землю самого
апостола Петра.
Ох, и добрую службу сослужил господь бог дитяти! Девочка тотчас вошла в
моду. Деревенские стряпухи вмиг засучили рукава и пошли месить калачи,
варить молочные каши, жарить маковые подковки, а потом всю эту снедь понесли
маленькой пришелице. Его преподобие дверь не успевал открывать - прихожанки
валом валили в дом, неся в руках миски с разными яствами, завязанные в
снежно-белые платки на манер корзиночек. Отец Янош лишь глазами моргал от
удивления.
- Ах, голубчик, святой отец наш! Я тут маленький гостинчик принесла.
Прослышали мы, что сестреночка ваша приехали, ну, я и подумала: а не худо бы
съесть ей кусочек-другой послаще. Могло бы, конечно, и лучше быть, да уж чем
богаты... Сердцем-то мы вот как рады, разлюбезный вы наш святой батюшка, да
мучица у нас неважная: мельник-разбойник что не стащил, то подпортил,
провалиться бы ему в пекло, проклятому. Нельзя ли повидать ангелочка вашего?
Ай, говорят, она раскрасавица!
Его преподобие, конечно, всех допускал - да и как иначе? - приласкать
ее, приголубить. Некоторые даже ножки у девочки целовали.
А отец Янош нет-нет да и отвернется в сторонку: не хотелось ему, чтобы
видели прихожане слезы, которые текли у него из глаз от избытка чувств.
"Как не ценил я этих людей! В целом свете нет лучше народа, чем
глоговяне. И как они любят меня! Удивительно, как любят!" - то и дело